Очистив лимон до конца он аккуратно разрезал его на четыре части. Одну немедленно отправил в рот.

— Угощайся. Если откажешься, тоже не обижусь.

Мало любителей. А я вот тащусь от лимонов. Говорят, кислотность то ли повышенная, то ли пониженная. Неохота вникать… На сегодняшний день меня прикрывают двое крутых ребят. Накачаны, натренированы, реакция дай Боже. Старшего нет — с головой, с опытом. Твоего предшественника я выкинул за чересчур большие амбиции. Незаменимых людей нет.

«Это мне напутствие на будущее», — оценил Комбат.

— На первый взгляд здесь тишь да гладь, — продолжал Малофеев. — Это только видимость, драчка не прекращается ни на минуту. Скажу тебе коротко: за каждым решением любого из комитетов, за каждым постановлением Думы маячат бабки. Даже если оно напрямую не связано с открытием финансирования, налогами или бюджетом. Деньги сидят между строк, знающий человек прочтет в каком-нибудь занудном параграфе указание на карман, в который они потекут.

Лимон Малофеев прикончил, даже не поморщившись. Вытер пальцы и губы платком.

— Здесь, в здании, по людям из пушек не палят.

Но Струеву уже присылали в кабинет посылочку по типу той, на которой подорвался Холодов. У Старосельского переворошили ночью все бумаги, пытались взломать сейф. Председателю нашего комитета по экономике пришлепнули снизу к столу генератор электромагнитных волн — как выходит на работу, начинается дикая головная боль. «Жучков» столько что веником можно выметать — лично я раз в неделю вызываю людей на профилактику. Ну, а за стенами Думы можно любых сюрпризов ждать.

Зазвонил телефон, Малофеев потянулся к трубке.

— Слушаю. Раскручиваем потихоньку. Вчера устроили пресс-конференцию журналистам с девятого канала. Они вчера вернулись с границы. Опросили там водителей — все в один голос подтвердили, что колонну обстреляли с российской стороны и пограничники ушли в погоню туда же. Мало того — ребята забрались в горы, сняли россыпи гильз на снегу, нашли отметины от взрывов ракет с «вертушки». Посмотрим, что теперь запоет наш доблестный генерал-майор… Да, будем дожимать обязательно. А как Таможенный комитет? Ясно — «мы люди маленькие, решайте наверху».

Закончив телефонный разговор, Малофеев усмехнулся:

— Кто спалил колонну? Тот, кто хочет закрыть южный маршрут. Это ведь очевидно — или я не прав? Если противник не совершает ошибок, остается только сыграть чужую роль. Теперь у нас есть шанс прижать всю компанию.

«Да тут еще один филиал нашего офиса», — подумав Рублев.

У Рублева началась другая жизнь. Он перебрался в престижный дом на Кутузовском, в огромную, из шести комнат квартиру, где обитал Малофеев с семьей. Комбату выделили комнату, ближайшую к входной двери.

Несмотря на то, что все подъезды дома охранялись милицией, умельцы из «офиса» поставили на лестничной площадке фотоэлементы, которые давали в комнату Рублева сигнал каждый раз, когда кто-то приближался снаружи к двери. Своего рода звонок, срабатывающий независимо от желания визитера.

Рублев находился при своем новом хозяине почти неотлучно — они вместе возвращались домой, вместе уезжали утром. Поэтому в отсутствии хозяина безопасность жены и двух дочерей-школьниц доверяли другому охраннику, который по совместительству выполнял частенько обязанности домработницы.

Как только Малофеев переступал порог дома, в нем пробуждался волчий аппетит. Немедленно накрывался стол в гостиной — по всем правилам сервировки. Жена доставала холодные закуски: заливное, красную рыбу горячего копчения, салат с крабами, грибы, соленья. Хозяин сажал за стол Рублева в качестве слушателя, потому что за едой часто лезли в голову готовые афоризмы.

Он сразу предупредил:

— В еде я тебя не ограничиваю. Но учти: встав из-за стола, ты должен быть готов уложиться в двенадцать секунд на стометровке.

За едой он выпивал не меньше пол-литровой бутылки: щеки становились пунцовыми, речь текла непрерывным потоком.

— Никого сюда не зову, — успел заметить? Ни друзей, ни партнеров, ни нужных людей. Для этого есть рабочий кабинет, есть дача, номер в гостинице, в конце концов. Мой дом — моя крепость.

Рублеву смертельно надоели эти откровения. Из них, конечно, можно было процеживать по каплям информацию. Но для этого на месте Комбата должен был сидеть другой человек: дотошный, фиксирующий каждое слово.