Сбросив и без того небольшую скорость, я съехала на обочину и проверила колеса. С ними порядок, значит, бампер.

Проклятый автобус, похоже, ничего не заметил и свернул себе в Циттау, оставив валяться на шоссе то, что недавно называлось окном.

Сообразив, что чудом спаслась от смерти, я малость расстроилась. Ну и путешествие у меня получилось, сплошные сюрпризы! Интересно, что еще меня ждет? Трудно представить, чтобы автобусное окно кто-то специально столкнул на меня, наверняка само вылетело. И как мне этот факт расценить: предостережение, ниспосланное свыше? Не притормози я вовремя… Силы небесные ополчились на меня, звезды мне не благоприятствуют. Поскорее бы добраться до дому и пересидеть тихонечко черные дни. Что они, звезды, имеют против меня? Наказывают за Гжегожа?

Многолетние перипетии с Гжегожем свидетельствовали яснее ясного – судьба твердо решила нас разделить. А я, видите ли, на склоне лет решила бросить вызов судьбе, вот и получила по заслугам. Какой там вызов, что она, судьба, не понимает, что ли, – я давно покорилась, это так, жалкая попытка.

А за предостережение спасибо, на всякий случай не поеду без остановок, как предполагала, а опять переночую в Болеславце.

И по этой причине до дома я добралась на день позже, чем рассчитывала…

Оказавшись наконец лицом к лицу с полковником Витецким, начальником Отдела особо тяжких преступлений Главного полицейского управления, – а как же, никто другой меня не устраивал! – я поставила вопрос ребром:

– Желаете сразу суть иди все по порядку?

– По порядку, если можно.

У меня было время обдумать, в чем я признаюсь полиции, в чем нет. Немедленно по возвращении я побывала у врача ортопеда, сделала рентген, еще вчера получила снимок. Перелом, вызванный сильным ушибом, оказался простым, ровнехоньким, без смещений и просто обязан был срастись сам, гипс не требовался. До утра я имела возможность как следует подготовиться к беседе с полковником.

Начала я с катастрофы под Лодзью, проехала Штутгарт и добралась до головы, однако момент ее обнаружения переместила поближе к Парижу.

– Что?! – воскликнул полковник.

– Человеческая голова, в большой пластиковой сумке. И я сразу ее узнала – та самая женщина, которая ползла по шоссе. Пострадавшая в катастрофе.

Надо отдать должное полковнику, через три секунды уже взял себя в руки.

– Когда это произошло?

– Одиннадцатого мая. Под Парижем.

– Почему же вы сразу не вернулись?

– Сначала просто растерялась. Потом подумала и в самом деле решила вернуться в Варшаву. Но знаете, пан полковник, там зарядили дожди, а сразу после них такая жара наступила, что, сами понимаете, пришлось подумать о холодильнике. Я доехала до Парижа, купила сумку-холодидьник, поместила в нее голову, а на следующий день как раз сломала ногу.

Полковник невольно бросил взгляд под стол на мои ноги. И был прав: в его кабинет я постаралась войти по возможности легкой непринужденной походкой.

Теперь описала несчастный случай с ногой, впрочем, кратко, без ненужных подробностей.

– Но пришлось задержаться в гостинице, два дня просидела с ледяным компрессом на ноге, все надеялась, пройдет, – продолжала я свое повествование, совсем немного искажая истину. – Без машины с этой головой и еще ногой ни за что бы не добралась. Ноге немного полегчало, и я двинулась в путь. А остальное теперь – ваше дело.

По лицу полковника было видно, что щедрое приношение его отнюдь не обрадовало.

– И где же эта голова находится в настоящее время?

– Да по-прежнему у меня в багажнике, где же еще?

– Пошли!

– Скажите, а нельзя ли следующие допросы проводить на первом этаже? – робко поинтересовалась я, боком сползая с лестницы второго этажа. – Очень сложно мне по лестницам ходить, а ведь у вас в полиции вроде бы пытки пока не применяются?

– Ладно, подберем кабинет на первом этаже.

Проводив меня к машине, полковник велел переехать на их стоянку. Послушно остановила машину там, где велели, послушно открыла багажник и отошла в сторонку. Очень не хотелось глядеть лишний раз на голову, пусть сами смотрят. А они не стали смотреть, просто вынули сумку-холодильник и, не раскрывая ее, понесли в здание, велев мне следовать за ними.

Зашли мы в какой-то кабинет, уже на первом этаже, сумку они поставили на стол и, наконец, раскрыли. Я упорно не глядела в их сторону, но что-то уж слишком долго они молчали. Не выдержав, глянула. В холодильнике красовался гигантский ананас с роскошным плюмажем зеленых листьев!

Мне стало нехорошо, до такой степени, что подумала – все, помираю! Когда, черти бы их побрали, успели они подменить голову? Если бы не Гжегож, я бы решила, что у меня просто галлюцинации, но ведь Гжегож тоже ее видел! И перед отъездом из парижского отеля она еще была в моей машине, сам мне сказал об этом.