«Девятым… девятым оформлена доверенность, — напряженно думал Влад, понимая, что все вопросы с Кожуховой нужно выяснять сейчас, на повторную встречу она вряд ли согласится. — Я тогда был в тайге… ну да, я уехал шестого… это была пятница. Сашки дома не оказалось, Женька сказала: „Папа поехал в Катеринбурх с дядей Толей“. И после поездки — в ближайший понедельник! — он посылает кого-то в нотариальную контору оформить доверенности на машину и дачу…»

— Из города он не выезжал?

— По-моему, только один раз. Да, в начале июня ездил в Екатеринбург. Вернулся с работы, переоделся и поехал, сказал, что ждет машина. С ним был Саша Земцов. Толя сделал бутерброд с сыром для Савелия, тот никогда не отходит от машины, еду берет с собой, а тогда он, видимо, не успел заехать домой.

— А зачем он ездил туда, не говорил?

— По-моему, должен был с кем-то встретиться. Сказал: «Там нас покормят». С кем — не знаю, у него много друзей, он там учился и практиковался на «Уралмаше».

— То есть это была частная поездка?

— Я была занята сыновьями. Старший сдавал экзамены, Вовка собирался в «Артек».

Влад почувствовал, что его вопросы начинают раздражать Кожухову.

— Спасибо, Зоя Александровна, — он встал, подхватил сумки и резко переменил тему разговора: — Хотите, я научу вас водить машину?

— Спасибо, Владислав, — оттаяла она. — Мне некуда ездить.

Вернувшись домой, Влад позвонил Кроту:

— Привет, Крот. Ребята не очень на меня обижаются?

— Привет, — буркнул Крот. — Рудику ты ребро сломал, а Кондратенке жопу отбил, он теперь сесть не может, Колян на работу не вышел — глаз заплыл. А так ничего. Я видел, красиво получилось.

— Ничего, за такие бабки потерпят. Слышь, Крот, ты сегодня со своей диспетчершей виделся?

— Зачем тебе? — недоуменно спросил приятель.

— Будешь у нее, полистай путевки: куда Савел ездил с Кожухом в последнее время.

— Когда?

Влад хотел сказать «шестого», но передумал:

— В мае и июне. За пределы города, понял? Только втихаря.

— Ты че, сам не можешь у Савела спросить, куда он ездил?

— Савел мне не кум, а я не следователь, — ответил Влад. — Убудет от тебя?

Он положил трубку и отправился под душ, зная, что добрый малый Крот хоть и ворчлив, но отзывчив, к тому же по натуре аферист и непременно сделает все, о чем его просят.

Ботов знал: участие в белорусской акции добром для него не кончится — «КамАЗ» не иголка, в стог сена не спрячешь. Да и Шваченко фраер ненадежный, надо было его прижучить сразу после того, как поставили машину в бокс. Но главным виновником провала Ботов считал Бригадира. Никуда бы эти рэкетиры не делись, молчали бы в тряпочку, зализывая раны, а Бригадир, наркоман чахоточный, решил замести следы. Он и раньше был психопатом, еще пять лет тому, когда они мотали срок в Петушках — поджег барак, полоснул заточенным черенком пахана. Теперь упрятал семерых в Березину и отвалил, не сказав прости-прощай.

Блатхату в Черемушках вторую неделю держали под контролем опера, у Соньки Багрус устроили засаду, со Шваченки не сводят глаз; почитай, всех «мурок» задействовали — общественный порядок охранять некому. Пришлось поиздержаться на ксиву, отпустить бороду и нацепить очки; хотел еще тросточку прибарахлить, совсем бы стал похож на профессора кислых щей, да кент из «Измайловских», спец по конспирации, сказал, что тросточки теперь не в моде.

Бригадир дал натырку на всякий пожарный: ехать к Пану в Краснодольск, тот вроде мог спрятать где-то в тайге, да еще и забашлять из общака. Но легко сказать — ехать, когда все вокзалы напичканы мусорами, и у каждого ориентировка с его портретом в фас и профиль! Билет на фамилию Конягина Павла Давыдовича, выписанный по новой ксиве, лежал в нагрудном кармане твидового пиджака, купленного Ботовым через знакомого карманника в Лужниках; в притороченной к поясу на спине кирзовой кобуре висел блестящий «таурус», в деле не бывавший, но в принципе такой же бесполезный, как подковы на каблуках покойницких туфель.

От самого Казанского вокзала Ботову мерещился «хвост»; какие-то подозрительные личности садились в вагон на каждой станции, и все тридцать два часа пути он просчитывал варианты на случай, если слежка перейдет из воображения в реальность. Даже во сне он видел себя выпрыгивающим из пробитого головой вагонного окна.

В Свердловске удалось снять хату и отоспаться. Ботов был готов продать дьяволу душу за возможность надраться до поросячьего визга, но слишком хорошо помнил, как загремел в девяностом по «сто третьей» — подвела тогда «белая», сболтнул лишнее и попался.

В Краснодольск он отправился в субботу первой же электричкой. Несколько сонных рыбаков, бабулька с чемоданом, перевязанным бельевой веревкой, солдат и студент, дремавший на деревянном диванчике, опасений не вызывали. Тревога пришла в Монетном, когда сел плотного сложения парень в нейлоновой куртке поверх тельника; потом усилилась: в Лосином второй выход заблокировал мужик, чересчур усердно канавший под рыбака. Ботову показалось, что они перемигнулись с тем, в куртке, у противоположной двери, и на подъезде к Озерному он решил проверить — перейти в другой вагон. Никто на его переход не отреагировал, но там, в соседнем вагоне, сидела точно такая же компания картежников с удочками, а у дверей — ряженые под «крутых».