— Я уверена, что выйти замуж за хорошего человека вам хочется гораздо больше, — мягко произнесла Хэриет.

— Конечно, вы правы! Но все-таки, может быть, мне надо было дождаться лорда Гейвуда, понимаете? Потому что он уехал для того, чтобы купить мне это платье. Мне грустно думать, что я так и не заполучила его!

Хэриет, сильно смущенная, приложила все усилия, чтобы мысли Белинды приняли более пристойное направление. Удивленный герцог прервал их:

— Хэриет, дорогая, было бы замечательно, если бы ты просто убедила Белинду, что это ее последнее приключение лучше держать в секрете! Никто, кроме нас троих, ничего не должен знать.

— Мне кажется, это ужасно — учить бедное дитя, как обманывать хорошего человека, — ответила Хэриет тихим от волнения голосом. — Может быть, это более разумно, но скрывать что-либо от мужчины, с которым ты помолвлена, — бесчестно, и, вообще, это противно женской натуре, — заключила она.

— Дорогая Хэриет! — сказал герцог, нащупав ее руку и поднеся к своим губам. — Ты никогда не поступила бы так. я уверен! Но что будет, если она выболтает все, не подумав о впечатлении, которое своей откровенностью произведет на этих людей? Ведь это простые люди, со своими весьма строгими взглядами.

— Я сделаю так, как ты находишь нужным, — сказала Хэриет. С этой минуты она стала внушать Белинде, что самым мудрым было бы изгнать из головы мысли о лорде Гейвуде, а также никогда не упоминать его имя в разговорах. Но Белинда в это время была так увлечена дорогой, то и дело тыча пальцем в окно кареты, что почти не слушала советов, которые так щедро сыпались на нее. К тому же она была такой девушкой, которую очень трудно убедить. Доводами о неожиданных осложнениях, которые могут возникнуть, Хэриет удалось внушить Белинде, что ее появление на ферме Фурз никак не связано с лордом Гейвудом.

Но когда карета подъехала к ферме, Хэриет поняла, что ее советы и внушения были излишними. Мистер Мадгли в это время уже закрывал большие ворота во дворе, но заметив карету, он повернулся и замер, глядя на нее. За его спиной полыхал закат, и его непокрытая голова отливала золотисто-каштановым цветом. На нем все еще была его рабочая одежда, рукава рубашки, как всегда, засучены, в открытом вороте виднелась загорелая сильная шея. Он обладал такой хорошей осанкой, так ловко скроенной фигурой, что даже Хэриет, которой в течении двадцати лет внушались строгие правила, не удивилась, почему Белинда, как только увидела его издалека, издала радостный крик и, не дожидаясь, пока приладят к дверце ступеньки, выскочила из кареты и побежала навстречу ему. После их долгого объятия казалось невероятным, что могут потребоваться какие-нибудь объяснения. Герцог и его невеста не задержались на ферме. Теперь, слава Богу, миссис Мадгли будет заботиться о том, чтобы соблюдались приличия. Она держалась с большим достоинством, умело скрывая свои чувства. Но ее сын не мог оторвать глаз от своей обретенной любви, и Белинда, со сверкающими глазами и счастливым смехом, оглядывалась по сторонам, вскрикивая при виде каждой знакомой вещи в кухне. Она почти не обращала внимания на своего бывшего покровителя и попрощалась с ним и леди Хэриет сердечно, но торопливо.

— Я слишком хорошего мнения о себе, чтобы думать, будто хоть немного ей нравился! — откровенно сказал герцог, усаживаясь в карету. — Но все-таки не помешало бы ей быть немного благодарной…

— Знаешь, Джилли, — проговорила Хэриет, — я склонна думать, что Белинда принадлежит к тем людям, которые, будучи очень милы и привлекательны, не испытывают глубоких чувств. И это очень грустно! Как ты думаешь, поймет ли это Джаспер Мадгли и сможет ли быть после этого счастливым?

— Да что ты! Она так непосредственна, а он, хотя, возможно, и прекрасный человек, не думаю, что слишком чувствителен. Осмелюсь предположить, что они чудесно поладят. Она останется такой простодушной, а он, кажется, человек с твердыми правилами и горячим сердцем, так что будем надеяться, что они нашли свое счастье!

Хэриет, согласившись с тем, что говорил Джилли, вскоре забыла о Белинде. Ей было хорошо рядом с Джилли, ее рука лежала в его руке, пока карета покрывала маленькое расстояние между фермой и усадьбой Чейни. Он очень устал, и она тоже чувствовала себя уставшей. Они изредка обменивались замечаниями, да и те произносились не очень внятно. О раз герцог сказал:

— Давай поженимся поскорей, Хэриет!

— Если ты этого хочешь, Джилли! — застенчиво произнесла она.

Он отвел взгляд от форейторов, которые стояли по сторонам кареты, и посмотрел на нее загоревшимся взглядом.

— Конечно, хочу. Я вижу, ты будешь очень хорошей женой. Ты такая славная! А сама-то ты хочешь? — спросил он.

Она кивнула, краснея. И он стал посмеиваться, вспомнив про шляпки, которые она, должно быть, заказала в Париже, обнаружив, что шляпки, которые она заказала у миссис Филлинг, довольно безвкусные. Хэриет все еще слабо протестовала, когда карета остановилась около дверей дома герцога.

— Я не сказал бы, что мне очень нравится этот дом, — весело промолвил Джилли, помогая ей выйти из кареты. — Но тем не менее, я должен сказать: добро пожаловать в твой дом, дорогая Хэриет! Как хорошо чувствуешь себя, когда никто не выскакивает тебе навстречу. Правда, я не знаю, что делать дальше.

Он повел ее вверх по ступенькам к дверям, распахнутым новым слугой, о котором герцог совсем забыл. В глазах у Джилли появилось тоскливое выражение, и он воскликнул:

— О Господи, мне следовало отослать вас в поместье, расположенное далеко отсюда.

Мистер Ливерседж не имел никаких украшений, которые могли бы облагородить его внешний вид. Но этот недостаток был почти незаметен. Его выражение лица было учтивейшим, а его манеры — благородные, как и должно было быть у давно работающего слуги. Он низко поклонился и проводил молодую пару в дом, промолвив при этом: