Меньше чем через час он подрулил к дому родителей. Его старший брат уже был там. Он и отец сидели на террасе и попивали джин с тоником.

— Привет, пап. Ты великолепно выглядишь. Ему действительно можно было скорее дать шестьдесят, чем без малого восемьдесят: у него был сильный голос, достаточно густая шевелюра, бодрый вид. Джон подошел к отцу и обнял его за плечи.

— Ну, как поживаешь, мой черный барашек? Они всегда подтрунивали над Джоном, но и гордились им, его успехами. Единственное, о чем родители сожалели, было то, что он развелся с Элоизой. Они всегда надеялись, что брак среднего сына будет более прочным и у него появятся дети.

— С проблемами справляешься?

— Стараюсь. Привет, Чарлз.

Братья с улыбкой пожали друг другу руки. Между ними всегда была некоторая дистанция, но Джон все равно любил старшего брата. Сорокашестилетний Чарлз был совладельцем крупной юридической фирмы в Нью-Йорке. Он специализировался в области международного права, имел красивую жену, работавшую президентом Юношеской лиги, и троих замечательных детей. В соответствии с критериями, принятыми в их семье, Чарлз добился наибольших успехов, но Джон всегда чувствовал, что в его жизни чего-то не хватает: может быть, вдохновения или просто фантазии.

В этот момент из дома вышла вместе с Лесли, женой Чарлза, сама миссис Чепмен.

— Прибыл, блудный сын! — воскликнула она своим хрипловатым голосом и обняла Джона.

Виновница семейного торжества была все еще привлекательной женщиной и выглядела очень элегантно в простом льняном платье, с волосами, собранными в узел, с ниткой жемчуга на шее — свадебным подарком мужа. Пальцы ее украшали кольца, хранившиеся в семье на протяжении пяти поколений.

— Выглядишь ты неплохо! А чем сейчас занимаешься?

— Недавно начал новое расследование, мама. Даже по пути к вам кое-что выяснил.

Миссис Чепмен была довольна. Сыновья доставляли ей радость. Все они были умными, интересными, хотя и непохожими друг на друга. Она всех их любила, но втайне чуть-чуть выделяла Джона.

— Я слышала, что ты стал настоящим балетоманом? — холодно спросила Лесли, внимательно глядя на Джона и потягивая коктейль.

В ней было какое-то ехидство, очень коробившее Джона; другие же, к его удивлению, этой черты вроде бы не замечали. Лесли принадлежала к тем женщинам, у которых было все; ей следовало радоваться своему богатству, двум любящим дочерям, очаровательному сыну, красивому, преуспевающему мужу, однако она завидовала всему и всем, особенно Джону. Ей всегда казалось, что Чарлз не столь удачлив, и это ее раздражало.

— Я и не знала, что ты интересуешься танцем.

— Чего в жизни не бывает, — уклончиво ответил Джон, удивленный, что невестка знает про Сашу, но затем у него мелькнула догадка, что Лесли, возможно, встречалась с любовником в «Русской чайной» и могла видеть там их с Сашей.

Вскоре приехал Филип со своим семейством, загорелый после проведенного в Европе отпуска. У него было двое детей: сын и дочь. Жена его — светловолосая, голубоглазая, веснушчатая — ничуть не изменилась со времен их студенческой свадьбы. Теперь им было по тридцать восемь, они жили в Коннектикуте и оба страстно увлекались теннисом.

Получалось, что среди троих братьев лишь Джон выбивался из общепринятой схемы и не оправдывал ожиданий родственников. Он подумал, что поступил правильно, не взяв с собой Сашу, — это бы только все осложнило.

С Элоизой и то возникали проблемы. Когда она хотела общаться, то делала это великолепно. Но если не имела такого желания — привозила с собой пишущую машинку и всю первую половину дня работала, отчего Лесли бесилась, а мать Джона расстраивалась. Характер Элоизы явно нельзя было считать легким, но Саша, со своими трико, облегающими джинсами, приступами раздражительности и сумасбродными выходками, повергла бы его родственников в полный шок. Мысли о ней вызывали у Джона, сидевшего и глядевшего на океан, улыбку.

— Ну, какие новости? — хлопнул его по плечу Филип. Джон стал расспрашивать брата о поездке в Европу. Все они были замечательные люди, и Джон их любил, но смертельно скучал в их компании. Поэтому в воскресенье пополудни он с большим облегчением направился обратно в аэропорт. Джон чувствовал себя неловко за такое отношение к родне, но их жизнь была чересчур устоявшейся, правильной. В конце уик-энда он всегда ощущал свою чужеродность.

«Ничего, — подумал он. — Зато мама осталась довольна». Каждый из сыновей преподнес ей в подарок что-то ценное. Джон подарил красивую старинную бриллиантовую брошь и подходящий по стилю браслет, Чарлз — акции, странный подарок, по мнению Джона, но мать была довольна, а Филип купил то, о чем она давно мечтала, — рояль, который в понедельник должны были привезти в их городской дом. Идея была в стиле Филипа, Джону она очень понравилась, он жалел, что сам до такого не додумался. Впрочем, брошь и браслет, похоже, пришлись матери по душе.

В аэропорту Джон вернул взятую напрокат машину и купил билет на челночный рейс. Самолет был переполнен пассажирами, возвращавшимися с уик-энда.

В восемь Джон был уже у себя в квартире, он сделал на ужин сандвич и еще раз просмотрел папку Артура Паттерсона. К имеющимся документам прибавилась лишь информация с характеристикой места, в котором была оставлена Хилари. Теперь ему было ясно, что следует делать утром.

Саша, когда заехала к нему из театра, не пришла в восторг, от его планов: