Шрифт:
– Нет, я не о том. Ты - наследник бывших владык Пальмовой Дороги, так?
– Ну, в общем… да.
– Ты получил блестящее образование в Харве…
– Ну, положим, не такое уж блестящее…
– Разве твоим учителем не был премудрый Гоен?
– Да, но, боюсь, я далеко не лучший его выученик…
– Иными словами, тебе еще свойственна и скромность. И чем же ты, Ар-Шарлахи, занимался после мятежа и воцарения Улькара? Я имею в виду: чем ты зарабатывал себе на жизнь?
Ар-Шарлахи неловко усмехнулся
– Нанимался на торговые каторги…
– Великолепно!
– скривив рот, выговорил Ани.
– Просто великолепно!.. Улькар бесподобен. Выбить аристократию и разогнать мудрецов! А владык Пальмовой Дороги приставить к брусу торговой каторги… Представляю себе, как ты его ненавидишь.
Ар-Шарлахи неуверенно пожал плечами. Ненавидел ли он Улькара? Да нет, пожалуй… Ненавидеть - слишком сильное слово.
– А пятнадцать дней назад, - неумолимо продолжал Ани, - выяснилось, что ты еще и незаурядный полководец…
– Разбойник, - поправил Ар-Шарлахи.
– Когда речь идет об осаде города, - заметил Ани, неотрывно на него глядя, - разница между разбойником и полководцем как-то утрачивается. Ты прирожденный вождь, Ар-Шарлахи. Иначе люди не согласились бы последовать за тобой сюда. Одолеть страх перед кивающими молотами - это, знаешь ли…
Ар-Шарлахи заставил себя поглядеть в карие внимательные глаза.
– К чему ты клонишь, тамахи?
Ани слегка приподнял брови:
– Почему ты называешь меня тамахи?
– К тебе так обращается Тианги…
Ани и Тианги вновь обменялись многозначительными взглядами.
– Ты, несомненно, умен, - сказал Ани.
– Может быть, даже излишне умен… Однако ты спросил, к чему я клоню. К тому, Ар-Шарлахи, что ты достоин лучшей участи. Точно так же, как достойна лучшей участи и Пальмовая Дорога. Твоя родина. Мне кажется, что разбой - это слишком мелкое для тебя занятие. Не пора ли в самом деле покончить с унизительной зависимостью от Харвы? Мы поможем тебе. Мы всегда помогаем тем, кто борется за справедливость. Мы вооружим Пальмовую Дорогу дальнобойными боевыми щитами. Таких щитов нет ни в Харве, ни в Кимире. Улькар просто обречен на поражение…
– А что взамен?
– Ничего, - сказал Ани.
– Не трогать кивающие молоты.
– И не выходить к морю - еле слышно проговорил Ар-Шарлахи.
– Оно тебе нужно?
– Нет…
– Тогда что тебя беспокоит?
Ар-Шарлахи поднял страдальческие глаза.
– Дайте еще выпить, - попросил он.
– Узнаю пьяницу Ар-Шарлахи, - ухмыльнулся Тиайти, поднимаясь.
Он взял с пола цилиндрическую склянку и скрылся в соседней комнате. Потом вернулся - и процедура повторилась. Ар-Шарлахи запил обжигающий спирт гранатовым соком и подождал, пока зрение прояснится. Потом поднял голову и хрипло сказал:
– Нет…
– Что нет?
– Я не буду поднимать мятеж.
– Судя по тому, что сейчас вокруг происходит, ты его почти поднял.
– Опять кровь… -глухо, с тоской сказал Ар-Шарлахи.
– Не хочу…
– Странно слышать такие слова от человека, подпалившего Зибру, - кисло заметил Тианги. Он был явно разочарован.
Глава 23
НИЧЬЯ ТЕНЬ
Караван досточтимого Хаилзы, состоящий теперь всего двух кораблей, выплыл из серых сумерек и вошел в благословенный порт тени Ар-Кахирабы. Зря, ох зря злобствовал досточтимый Альраз, говоря, что его родной дядя не способен командовать даже увеселительной прогулкой. Такого рейда по тылам Кимира не постыдился бы и сам Анарби. Отступив перед превосходящими силами противника, караванный все же рискнул малое время спустя пересечь Границу с тем, чтобы перехватить взбунтовавшийся «Самум» уже на вражеской территории. Однако мятежный корабль словно просочился сквозь песок, а вскоре выяснилось, что сухари и вода на всех трех кораблях - гнилые. В очередной раз проклянув досточтимого Тамзаа, скорпионов ему в оба рукава, караванный Хаилза решил обеспечить флотилию провиантом за счет исконного недруга Харвы и прошел по оазисам Кимира подобно песчаной буре. Он выдержал два сражения, потерял один из кораблей и, с трудом оторвавшись от погони, взял курс на Пьяную тень, где его ждала передышка, чреватая тревожными мыслями о будущем.
Бешенство и отчаяние, подвигнувшие караванного на странную эту войну, отнюдь не улеглись в его душе, разве что бешенства поубавилось, а отчаяния прибыло. Он не выполнил приказ государя и вдобавок нарушил перемирие. Мало того - оказывается, все его подвиги молва (и если бы только молва!) приписала Шарлаху. Об этом Хаилза узнал в последнем ограбленном им оазисе, куда уже прибыл пергамент, гласивший, что за действия разбойника правительство Харвы не отвечает и будет благодарно войскам Кимира, если тем посчастливится уничтожить мерзавца.
Во-первых, слышать такое в свой адрес было оскорбительно, а во-вторых, багроволицый Хаилза при всем своей упрямстве прекрасно сознавал, что на сей раз прощение у государя вымолить будет трудновато. Слишком уж далеко зашла история, коль скоро племяннику караванного досточтимому Альразу, которого Хаилза, признаться, терпеть не мог, пришлось оправдываться перед кимирским послом и сочинять унизительный для державы документ. Кроме того, свалить грабежи на Шарлаха означало усугубить свою вину за побег разбойника и мятеж на «Самуме». Конечно, досточтимый Альраз ради блага семейства забудет на время неприязнь к родному дяде и попробует убедить государя в том, что бунт был, по сути, подготовлен досточтимым Тамзаа но… Странно признаться, но караванному смертельно не хотелось уступать какому-то там Шарлаху славу этого беспримерного рейда. Вновь и вновь вспоминал Хаилза свой стремительный беспощадный маневр возле полыхающей тени Ар-Хата, и злоба подпирала горло при одной только мысли о том, что самая блестящая из его побед будет приписана его же заклятому врагу.