Шрифт:
Не было смысла препираться, тем более что он не мог ни втолковать, ни внушить Ортеге или Шаширу того чувства подспудной уверенности в собственных силах, которая сидела на постоянной подпитке у очнувшихся воспоминаний.
В мире нет ничего невозможного. Все, созданное одним разумным существом, при определенных усилиях может быть успешно понято и использовано другим. Кто-то в далеком прошлом говорил ему эти слова, вот только Антон, сколько ни силился, не мог вспомнить, кто именно.
Ему оставалось лишь одно: на деле проверить их справедливость.
Ортега и Шашир не спешили присоединиться к нему, молча наблюдая, как Шевцов направляется к остановившейся машине, перешагивая через тела павших в бою инсектов.
«Наверное, они думают, что я рехнулся и иду навстречу собственной гибели», — подумал он.
Нет. Чем ближе подходил Антон к непонятному механизму, тем сильнее становилось чувство уверенности: никто не станет причинять ему вред. Как соизмерялись подобные ощущения с окружающей обстановкой и событиями последних часов, он не мог объяснить даже самому себе, однако останавливаться на полпути не собирался. Мешала та самая вспышка травматической памяти, что вырвалась на простор сознания — он не хотел возвращения в состояние покоя, его тянула опасность, рассудок умолкал, когда сердце вдруг начинало выбиваться из ритма и ощущалось в груди.
С ним происходило что-то необыкновенное. Словно вся благополучная бесконечность существования являлась противоестественным сном, а сейчас пробуждалась явь, острая, страшная, но влекущая…
За этими мыслями он едва заметил, как подошел к машине.
Остановившись, Шевцов внимательно осмотрел ее, убеждаясь, что не все так страшно, как рисовало воображение. По некоторым характерным признакам он без труда определил, что конструкция создана человеком — логриане и инсекты мыслили несколько иначе, и создаваемая ими техника отличалась рядом характерных особенностей. Хараммины предпочитали не создавать собственных машин, а пользоваться чужими наработками.
Рука Антона коснулась брони.
Ответом послужил тупой, ноющий холод. Он не знал, что последует дальше, каждый нерв был напряжен до предела, все чувства обострились, словно произошло внезапное перерождение его внутреннего «я», он был готов к чему угодно… но только не к тому, что произошло в следующий миг.
Расположенный в борту машины овальный люк бесшумно скользнул в сторону, открывая взору внутренний отсек, освещенный мягким желтоватым светом.
Он не отшатнулся, не отнял ладони от прохладной брони, лишь в голове промелькнула мысль… или фраза? — принадлежащая той холодной, расчетливой силе, что управляла данным механизмом:
«Вы опознаны как существо человеческой расы. Добро пожаловать на борт, пилот».
Нет, все-таки по здравом размышлении происходящее походило на нереальный мистический сон. Он ведь совсем недавно сражался с подобными механизмами, и вдруг в его рассудке звучит недвусмысленное доброжелательное приглашение войти внутрь, сопровождаемое непонятным термином «пилот». Возможно, так звали прежнего, отсутствующего сейчас либо погибшего хозяина этого грозного механизма?
Узнать правду можно было лишь одним образом — принять приглашение.
Антон вдруг остро ощутил, что испытывает такие же чувства, как те, что присутствовали в его жутком воспоминании.
«Что произойдет, когда я перешагну порог? Стану я пленником или обрету власть над неведомой, но доказавшей свое разрушительное могущество силой?»
Он шагнул в мягкое желтоватое сияние с таким чувством, будто делал шаг в пропасть.
Ничего непоправимого не случилось.
Внутри машины располагались три отсека. Тот, куда попал Шевцов, был расположен посередине и представлял собой длинный узкий проход, вдоль стен которого располагались наклонные капсулы, забранные в конструкции, очевидно предназначенные не только для крепления, но и катапультирования двухметровых цилиндров в случае критических повреждений несущей их машины.
Антон огляделся. Все цилиндры были пусты, проход с обеих сторон оканчивался одинаковыми овальными люками в человеческий рост.
Несмотря на оторопь, Шевцов заставил себя обернуться и пройти по проходу до одного из них. Он ожидал, что люк откроется, но ошибся. Не помогла и ладонь, которую он приложил к выделяющейся среди пластиковой облицовки металлической пластине.
Вход в кормовой отсек был закрыт.
Тогда Шевцов развернулся и пошел в обратном направлении.
На этот раз его желание проникнуть в следующее помещение не встретило препятствий. Люк услужливо скользнул в сторону, скрывшись в переборке, как только он приблизился к преграде.
Антон увидел два кресла, расположенные перед непонятными приборными панелями, несколько плотно состыкованных друг с другом экранов, дающих хороший обзор, и еще много непривычных взгляду деталей, образующих некое логически завершенное пространство тесного помещения.
Не зная, что предпринять, Шевцов некоторое время напряженно рассматривал отсек, а затем, подчинившись интуитивному порыву, сделал шаг вперед и сел в кресло. Оно моментально пришло в движение, словно старалось обнять его, пластично деформируясь, настраиваясь на анатомию и вес человеческого тела.