Никифор с трудом поднялся в знак того, что аудиенция окончена.

– Хорошая погода, не правда ли?

Прокопий встал, явно удрученный.

– Никифор, - вырвалось у него, - но и другие картины уничтожат! Слышите, все произведения искусства сожгут и разобьют!

– Ай-ай-ай, - успокоительно проговорил аббат.
– Жаль, очень жаль. Но если кто-то хочет избавить человечество от скверных изображений, не стоит обращать внимания, если он немного переусердствует. Главное, больше не придется поклоняться уродливым чучелам, какие делает ваш... этот...

– Папанастасий.

– Да, да, он самый. Отвратительная критская школа, Прокопий! Я рад, что вы напомнили мне о Синоде. Буду там, Прокопий, буду, даже если бы меня пришлось нести туда на руках. Я бы до гроба не простил себе, если бы не присутствовал при сем. Главное, пусть собьют архангела Гавриила, - засмеялся Никифор, и личико его еще больше сморщилось.
– Ну, господь с вами, сын мой, - и он поднял для благословения изуродованную руку.

– Господь с вами, Никифор, - безнадежно вздохнул Прокопий.

Аббат Никифор уходил, задумчиво покачивая головой.

– Скверная критская школа, - бормотал он.
– Давно пора пресечь их деятельность. Ах, боже, какая ересь... этот Папанастасий... и Пападианос... У них не картины, а идолы, проклятые идолы...
– выкрикивал Никифор, взмахивая больными руками.
– Да, да... идолы...

1936

ОФИР

На площади св. Марка вряд ли кто оглянулся, когда стражники вели старика к дожу. Старик был оборван и грязен, и можно было подумать, что это какой-нибудь портовый воришка.

– Этот человек, - доложил podesta vicegerente 1, остановившись перед троном дожа, - заявляет, что зовут его Джованни Фиальго и что он купец из Лиссабона; он утверждает, будто был владельцем судна и его со всем экипажем и грузом захватили в плен алжирские пираты; далее он показывает, что ему удалось бежать с галеры и что он может оказать большую услугу Венецианской республике, а какую именно - он может сообщить лишь самому его милости дожу.

Старый дож пристально разглядывал взлохмаченного старика своими птичьими глазками.

– Итак, - молвил он наконец, - ты говоришь, что работал на галере?

Схваченный вместо ответа обнажил грязные щиколотки; они опухли от оков.

– А на спине, - добавил он, - сплошные шрамы, ваша милость. Если желаете, я покажу вам...

– Нет, нет, - поспешно отказался дож.
– Не надо. Что хотел ты поведать нам?

1 заместитель старосты (итал.).

Оборванный старик поднял голову.

– Дайте мне судно, ваша милость, - ясным голосом проговорил он, - и я приведу его в Офир, страду золота.

– В Офир...
– пробормотал дож.
– Ты нашел Офир?

– Нашел, - ответил старик, - и пробыл там девять месяцев, ибо нам нужно было чинить корабль.

Дож переглянулся со своим ученым советником епископом Порденонским.

– Где же находится Офир?
– спросил он старого купца.

– В трех месяцах пути отсюда, - ответил тот.
– Надо обогнуть Африку, а затем плыть на полночь.

Епископ Порденонский настороженно подался вперед.

– Разве Офир на берегу моря?

– Нет. Офир лежит в девяти днях пути от морского побережья и простирается вокруг великого озера, синего, как сапфир.

Епископ Порденонский слегка кивнул.

– Но как же вы попали в глубь страны?
– спросил дож. Ведь, говорят, Офир отделяют от моря непроходимые горы и пустыни.

– Да, - сказал корабельщик Фиальго, - в Офир нет путей. Пустыня кишит львами, а горы - хрустальные и гладкие, как муранское стекло *'.

– И все же ты преодолел их?
– воскликнул дож.

– Да. Когда мы чинили корабль, сильно потрепанный бурями, на берег пришли люди в белых одеждах, окаймленных пурпурными полосами, и обратились к нам с приветом.

– Чернокожие?
– спросил епископ.

– Нет, монсеньер. Белые, как англичане, а волосы их длинные, посыпанные золотой пудрой. Они очень красивы.

– А что, они были вооружены?
– осведомился дож.

– У них были золотые копья. Они велели нам взять все железные предметы и обменять их в Офире на золото. Ибо в Офире нет железа. И они следили. чтобы мы взяли все железо: якоря, цепи, оружие, даже гвозди, которыми был сбит наш корабль.