Словом, мы выглядели адекватно тем испытаниям, которые пережили на самом деле, и какие нам приписывали люди.

– Вот страху-то натерпелись, – сказала женщина-врач, с нескрываемым любопытством разглядывая нас. – Я на самолете всего два раза летала и то едва до посадки дожила. А каково было вам с неба в море падать!

– Скажите, – сказал я, – а в больнице нас долго продержат?

– Это уже не мы решаем, – ответил мужчина с фонендоскопом на шее. – Вас обследуют, возьмут анализы и тогда уже решат, лечить или домой отпустить.

– Не спешите, – махнула рукой полная женщина, у которой халат на груди трещал от напряжения. – Поваляться в больнице недельку-другую иногда даже очень полезно. Отдохнуть от жены, от мужа… Или, прошу прощения, вы и есть муж и жена?

– Конечно! – немедленно подтвердила Ирэн и честными глазами взглянула на меня, призывая подтвердить этот факт.

Врач хлопнула в ладоши и покачала головой.

– Вот ведь как повезло! – произнесла она.

– Еще надо разобраться, – со скрытым скептицизмом заметил ее коллега с фонендоскопом на шее, – повезло или нет…

Так, болтая о всякой чепухе, мы доехали до больницы. Нас проводили в приемное отделение, где, по случаю неординарности и масштабности события, собралось необыкновенно много врачей. Прежде чем начать осмотр, нас с Ирэн попытались развести в разные кабинеты, по поводу чего Ирэн категорически возразила, снова заявив, что мы являемся законными супругами и уже давно перестали как интересоваться наготой друг друга, так и стыдиться ее.

– А вы ничего не путаете? – усомнился пожилой врач с лысой яйцевидной головой, читая медицинское заключение, составленное спасателями на теплоходе. – Здесь сказано, что вы оба страдаете тяжелой формой амнезии и не можете вспомнить свои фамилии.

– Да, фамилии не помню! – смело заявила Ирэн. – Но то, что этот мужчина – мой муж, уверена абсолютно! Сколько раз я целовала эти губы! Сколько раз просыпалась утром, лежа на его волосатой груди! Сколько раз я чувствовала в своей ладони его…

– Ну, хорошо, хорошо! – перебил ее лысый и повернулся ко мне. – А вы уверены, что это ваша жена?

Я не обладал такой бурной фантазией и красноречием, чтобы с ходу выдать врачу про то, как много раз я засыпал на этой женщине или как часто, возвратившись домой под утро, ощущал на своей щеке ее звонкую пощечину. Поэтому ограничился лишь тем, что молча кивнул и вдобавок почему-то развел руками. Сейчас меня мало волновало другое. Я почти физически ощущал опасность, исходящую от окруживших меня врачей.

– Снимите, пожалуйста, рубашку, – попросил врач.

Я взялся за нижний край рубашки и с подозрением оглядел толпу в белых халатах. Мне показалось, что взгляды у врачей недобрые. Особенно настораживало меня то, что все они, как один, держали руки в карманах халатов. Одному бесу было известно, что они там прятали – пистолеты или ножи? А может быть, шприцы, заряженные цианистым калием?

– Скажите, – спросил я у лысого врача, – а все эти люди действительно медики?

Врач вскинул голову, повернулся на стуле, посмотрел на своих коллег, а затем на меня. Мне привиделся в его взгляде замаскированный профессиональный интерес.

– А что, у вас есть по этому поводу какие-то сомнения? – спросил он.

Я кивнул. Врач кашлянул, нахмурил брови и произнес по-латыни какое-то длинное слово, наверное, медицинский термин, отчего толпа в белых халатах оживилась и непроизвольно отпрянула от меня ближе к двери.

Осматривали нас с Ирэн недолго. Я удивился, что такая концентрация врачей не смогла выявить у нас злостную симуляцию. Если не считать уже вполне затянувшейся раны на моей руке, то диагноз мне и Ирэн поставили совершенно одинаковый, словно был написан под копирку: нервное истощение и легкая степень переохлаждения в связи с долгим пребыванием в воде.

Нас поместили в отделение интенсивной терапии, в двухместную палату с видом на парк. Было уже поздно, на ужин мы опоздали, и Ирэн, лежа на койке, стала вслух мечтать о гороховом супе и шашлыке. Я же метался от окна к двери и при этом гремел матросскими ботинками по потертому линолеуму. Я чувствовал себя в мышеловке.

– Успокойся, – посоветовала мне Ирэн и широко зевнула. Голос ее постепенно становился вялым и сонным. – Мы запрем дверь, как следует выспимся, а утром позавтракаем и убежим через окно. Давай поспим немного, ладно?.. Здесь так уютно… У меня нет уже никаких сил…

Я подошел к двери. В ней не только замочной скважины не было, но даже ручки, при помощи которой можно было бы запереться шваброй. Я тоже очень хотел спать, глаза мои слипались, но воля и разум еще подчинялись мне. Я прекрасно понимал, что если махну на все рукой и завалюсь на койку, то могу уже никогда не проснуться. Убийца вряд ли успокоится в эту ночь. Его намерения разделаться с нами еще тогда, на море, выглядели весьма серьезно. То, что мы остались живы, наверняка вызовет в нем бурю злобы. И его не остановят хлипкие больничные двери. При помощи полотенца он может устроить нам обоим асфиксию головного мозга. При помощи ножа – вскрытие сонной артерии. При помощи пистолета – сквозное отверстие в черепной коробке. Или еще проще, еще прозаичней: накинет белый халат на плечи, возьмет шприц с ядом и…