– Скажите, а как вас воспитывала мама?

Кеша хмыкнул:

– Сурово. Била головой об автобус за двойки.

Корреспондентка чуть не упала со стула.

– Вы шутите?

– Вовсе нет, – ответил гадкий Аркадий. – Очень хорошо помню, какая вмятина на борту осталась.

Но если я, расстраиваясь, ругала Кешку, то Наташка решила исправлять ситуацию иным способом.

– Сегодня я сама пойду на родительское собрание, – заявила она. – Сиди дома.

Она сбегала в школу и вернулась страшно довольная.

– Все в порядке.

Я удивилась, но ничего не сказала. Представляете, после ее похода к училке двойки в дневнике сына сменились на четверки!

Потом наступила зима, и я увидела, что Наталья продолжает ходить в тонких осенних ботиночках.

– Послушай, – не выдержала я, – тебе же на день рождения подарили сапоги «Аляска», замшевые, на меху. Отчего не надеваешь?

– Берегу, – на полном серьезе заявила подруга. – Еще не так холодно.

Но и в двадцатиградусный мороз она продолжала щеголять в баретках, а потом я пришла в школу за Аркашкой и увидела на толстых ногах противной училки новые, красивые сапоги «Аляска», замшевые, на меху, и все сразу поняла.

Спустя несколько лет Наташка совершенно неожиданно познакомилась с итальянцем, вышла за него замуж и укатила в Милан.

В своих книгах «Крутые наследнички» и «За всеми зайцами» я вывела ее под настоящим именем, там она Наташка, ближайшая подруга Даши Васильевой. Я переселила ее из Италии во Францию, сделала вдовой барона Макмайера, очень богатого человека. В действительности же Наташка мирно проживает сейчас в Милане, ее супруга никто, слава богу, не убивал, он никогда не владел огромным состоянием. Муж Натальи скромный инженер, у моей подруги есть сын и полнейшее семейное счастье. В моих романах все выходит слегка по-другому, но ведь я не пишу исторические повести, это просто детективы.

Несмотря на все трудности, я вспоминаю «Вечернюю Москву» с благодарностью и всегда говорю, что профессионального журналиста из меня сделали именно там. Люди, работающие в ежедневном издании, очень хорошо знают: выпускать подобную газету очень тяжело, а самый сумасшедший отдел тот, который обязан поставлять новости, все эти маленькие заметочки, начинающиеся словом «сегодня». Я не писала очерков и рецензий на театральные постановки. Нет, высунув язык, я носилась по Москве, «нарывая» информацию. Столицу изучила вдоль и поперек, людей повидала немерено, интервью брала в жутких количествах.

Сейчас, когда мне самой начали звонить журналисты, я первым делом спрашиваю:

– Когда вы должны сдать интервью? Если через десять дней, то один разговор, а коли велено завтра… давайте приходите.

Один раз девушка с фотокамерой, хитро прищурившись, поинтересовалась:

– Это пиар такой?

– Что? – растерялась я.

– Ну, предложение приехать прямо сейчас, чай, пирожные, ласковые мопсы… Стараетесь произвести приятное впечатление? Думаете, тогда о вас хорошо писать станут?

Я не нашлась что ответить. Моя невестка Наташка, разливая кофе, вздохнула и ехидно ответила:

– Ага, сплошная реклама! Знаешь, трудней всего пришлось с мопсами, они вообще-то гостей насмерть загрызают, а вот при виде журналистов делаются просто душками!

Корреспондентка захлопала ресницами. Мне внезапно стало ее жалко, такая молодая и глупая. То, что я стараюсь сделать визит работников диктофона приятным для них, – просто цеховая солидарность. Мне в жизни встречались разные экземпляры. В бытность журналисткой я отлавливала некоторых знаменитостей по месяцу, выслушивала грубые заявления: «Отвяжитесь!» или «О боже, как опостылели газеты!».

Порой, договорившись с каким-нибудь актером или писателем, я приходила на встречу и утыкалась носом в крепко запертую дверь. Иногда меня не пускали дальше коридора, стучали пальцем по наручным часам и предупреждали:

– Девочка, у тебя четыре минуты, задавай коротенько свои вопросы и уходи.

Но были и другие, среди них вдова маршала Катукова. Я не помню, к сожалению, как ее звали, но прием, оказанный мне в этом доме, забыть невозможно.

Я прибежала к ней ледяным декабрем, готовился материал к годовщине победы советских войск в битве за Москву, и я должна была задать вдове высокопоставленного военного несколько вопросов. Замерзла я в тот день ужасно, курточка из собачки совершенно не грела.

Вдова маршала глянула на синюю корреспондентку и моментально притащила тарелку, нет, тазик борща, страшно вкусного, восхитительно горячего, потрясающе ароматного. Никогда больше я не ела такого!

На выходе супруга Катукова сунула мне пакет.

– Это что? – удивилась я.

– Бери, деточка, – улыбнулась она, – скоро праздник, там небольшой подарок.

Дома я раскрыла пакет и нашла батон докторской колбаски из спеццеха, коробочку шоколадных конфет, баночку обожаемых Кешей шпрот и с десяток домашних пирожков с мясом.