Шрифт:
Я была очень гордой девочкой, нервно реагировавшей на унижение. Десять рублей, сунутых мне папиным приятелем Генрихом, остались лежать на платформе станции метро «Киевская». Даже умирая с голоду, я ни за что в жизни не взяла бы от него подачки. Но жена маршала Катукова, как и Нина Петровна Хрущева, положившая мне тайком на кладбище в сумочку деньги, сделала это исключительно по доброте. Одна пожалела девчонку в курточке из искусственной собачки, другая решила помочь плачущей на могиле отца девушке. Никакой позы, никакого самолюбования собой доброй в их действиях не было.
Мы радостно слопали содержимое пакета, вот почему я всегда улыбаюсь всем журналистам, даже тем, кто приходит в мою квартиру с заданием «нарыть компромат», вот по какой причине покупаю к их визиту торт и предлагаю чай и кофе. В конечном итоге представители прессы должны быть за это благодарны не мне, а Нине Петровне Хрущевой и вдове маршала Катукова.
«Вечерка» научила меня работать. Володя Пахомов вбил мне в голову несколько постулатов.
– Имей в виду, раззява, – учил он меня, – опаздывать нельзя, если встреча назначена на пятнадцать часов, это не четверть четвертого и не половина третьего. Всегда тщательно проверяй информацию, визируй статью. Если берешь интервью, то в момент разговора старайся полюбить собеседника, он это обязательно почувствует и станет откровенным. Не перебивай, дай человеку выговориться.
После очередной тирады Вова хватал мою заметку и начинал орудовать ручкой, вычеркивая целые абзацы.
– Краткость – сестра таланта, – бормотал он.
Я только вздыхала, получив пять строчек, оставшиеся от трехстраничной заметки. Спорить с Пахомовым было нельзя, он моментально краснел и орал:
– Пошла вон!
Но, несмотря на противный характер и ярко выраженную любовь к алкоголю, Володя был настоящим, очень талантливым журналистом, меня он обучал старательно, применяя только один известный ему метод воспитания – розги. Доставалось мне по любому поводу. Не нашла информацию – идиотка, плохо написала материал – дура, трепалась в коридоре с коллегами – лентяйка.
Приходя домой, я падала на диван и рыдала от обиды. Но именно Вовка пошел к главному редактору и уговорил того брать меня временно на оклад, когда кто-то из сотрудников уходил в отпуск. Именно Вовка бросал мне на стол пару пирожков из столовой и бурчал:
– Вот черт, обожрался, эти не влезли. Засунь их в шкаф, кто-нибудь слопает с чаем.
Только Вовка, обозвав меня идиоткой, дурой и лентяйкой, выписывал мне за трехстрочную заметку гонорар в десять рублей, а потом лаялся в бухгалтерии, когда там не желали платить такую огромную сумму за крошечную информацию. Порой он доводил меня до истерики своими придирками, но именно Володя сделал из меня профессионального журналиста, и я всегда вспоминаю его с благодарностью.
«Вечерка» семидесятых – это особое место. Газета «Вечерняя Москва» стояла особняком среди прочих партийных советских изданий. Ее приносили москвичам после восемнадцати часов, и городской комитет партии разрешал допускать на страницах некоторые вольности. Первая и вторая полосы заполнялись официозом, третья посвящалась культуре и рассказам о москвичах, а вот на четвертой по пятницам печатали юморески, милые рассказы, допустим, о новых жителях зоопарка, кулинарные рецепты и кроссворды. Тираж у «Вечерки» был огромным, ее расхватывали в мгновение ока, и я очень гордилась, что служу крохотным винтиком в этой машине прессы.
Одно обидно – я хорошо понимала, что никакого карьерного роста ждать не приходится, у меня было сразу три отрицательных качества: Груня Васильева принадлежала к женскому полу, не являлась членом партии и имела на руках ребенка при полном отсутствии мужа. Женщина с подобной анкетой в те годы никаких шансов для успешного взлета вверх по служебной лестнице в прессе не имела.
Впрочем, в «Вечерке» нашелся один человек, который решил проявить обо мне заботу, член редколлегии Илья Львович П., мужчина в возрасте, если не сказать старый, опытный, заслуженный сотрудник, имевший влияние на главного редактора Семена Давыдовича Индурского.
В кабинет к Индурскому я заходила крайне редко, не царское это дело – разговаривать с корреспондентами на гонорарной оплате, а вот к П. я частенько забегала с гранками в руках.
Как-то раз Илья Львович спросил:
– Наверное, хочешь попасть в штат?
Я кивнула:
– Очень.
– Ты девочка старательная, – забубнил Илья Львович, – помогу тебе, поговорю с Семеном Давыдовичем.
Я уже хотела начать подобострастно благодарить старика, но тут внезапно почувствовала, как его рука скользнула под мою юбчонку.
– Обязательно попрошу Индурского помочь. Ты ведь будешь хорошей девочкой?
К сожалению, среди многих моих недостатков есть и такой: я человек несдержанный, сначала делаю что-то и только потом думаю, как следовало поступить в данном конкретном случае.
Вот и в тот день мои руки оказались быстрее ума. Я схватила телефонный аппарат и со всего размаху треснула им П. по макушке. Илья Львович по-бабьи взвизгнул и отпустил мою попу, я вылетела в коридор, тяжело дыша от возмущения. Да, мне нужны деньги, давно мечтаю о постоянной ставке, но получить ее таким путем не могу. Дело не в моральных принципах, многие из моих знакомых актрис, произнося фразу: «Путь на экран лежит через диван», спокойно ныряли в койку к режиссеру. Я их понимала и никогда не осуждала, но сама на это не могла решиться. Наверное, это у меня от мамы. Та тоже не способна продаваться, на эту тему она рассказала мне примечательную историю.