В доме художника это еще раз подтвердилось. Бабка, с которой Ника поднималась на лифте, долго и пристально рассматривала ее, хотя Ника сразу с ней поздоровалась в манере «пайдевочки». Не сдержавшись, уже выходя из лифта, бабка спросила:

— К кому же ты едешь, доченька? У нас вроде бы твоих одноклассниц нет.

И Ника в той же манере школьницы-скромницы, внутренне хохоча, ответила:

— К знакомому дяденьке.

Тетка от злости так грохнула дверью лифта, что вся лестница задрожала.

Небо заволокли темные жирные тучи, гром грохотал со всех сторон, зонтик Ника не взяла и поэтому в Сиверскую решила не ехать. Сеанс у художника длился не больше часа. Они только кофе успели выпить, потом Антон долго выбирал ей место относительно окон — то передвигал ее вместе со стулом вправо, то слегка разворачивал. И только стал делать набросок, как заявилась шумная компания приятелей.

— Ого, повернулся к детскому творчеству?! — весело прокомментировали они, увидев гостью.

— Это наша красавица, Ника, — отозвался Антон.

— Ника? А как по батюшке? — мгновенно повернул неловкую ситуацию один из гостей.

— Ну какое у богини может быть отчество? — возразил другой. — Боги, они ведь сироты.

— Почему же? — удивилась Ника. — Дочь Зевса, сестра Аполлона. Весь набор родственников в наличии.

Она решила держаться с ними по-взрослому, а не в привычной манере.

— Дела! — отозвался третий гость, выставляя на стол две бутылки вина. — Шел к другу, попал к богине. Прямо как в раю. Только закусить нечем. — И он повернулся к Антону: — Или ты, мои шер, закусь из Франции привез? Как современные боги насчет выпивки с человеком? — спросил он Нику. — Одобряют?

— Одобряют, — согласилась она. — Только я пойду. Дела у меня.

Гости уверяли ее, что зашли на полчасика, не больше, уговаривали остаться, но она знала, во что могут растянуться эти полчасика, решила им не мешать и выбежала на улицу. А на улице в это время погода круто менялась.

Пройти ей предстояло не так уж и далеко — полторы автобусных остановки. Автобуса не было видно, и она зашагала пешком — нарядная школьница, которая спешит по своим делам. Тут-то над ней и грохнуло в небе, и стало понятно, что с минуту на минуту начнется ливень.

В свой Дом Ника влетела, когда на лицо брызнули первые дождевые капли. Открыла дверь квартиры и сразу, еще в прихожей, почувствовала назойливый запах дешевых духов. «Заходил, что ли, кто из соседок?» — подумала она.

За дверью ванны слышалось шевеление, видимо, Аркадий решил в ее отсутствие или помыться, или что-нибудь постирать. Сбросив туфли, Ника просунула ноги в тапочки и вдруг услышала из-за двери голос:

— Аркунечка, голубь мой, я иду!

В ту же секунду дверь ванны распахнулась, и в ней появилась во весь громадный рост Клавка из цирковой обслуги. Голая. От неожиданности она громко взвизгнула.

— Что там такое? — спросил из комнаты Аркадий.

— Аркунечка! — пролепетала, как бы предупреждая об опасности, Клавка.

И тут же появился совершенно голый Аркадий.

На мгновение лицо его сделалось растерянным. Но только на мгновение. А потом он спросил тем недовольным голосом, каким отзывался, ко. да Ника принималась будить его утром:

— Чего так рано?

Небесный грохот уходил в сторону, но дождь продолжал хлестать по лужам, распластанным на асфальте. Ника промокла в первые же мгновения. Она бежала по улице из дома, в котором прожила почти десять лет, и ей было совершенно все равно какое она сейчас производит впечатление. Хорошо хоть туфли сообразила прихватить из прихожей.

В этой самой прихожей несколько минут назад голая Клавка возвышалась над ней как гигантская статуя. Глаза Ники были где-то на уровне складок белого Клавкиного живота с коричневой бородавчатой родинкой.

— Чего так рано, а? — недовольно повторил Аркадий. Видимо, от растерянности забыл все остальные слова.

Получалось, что это она, Ника, виновата в той мерзости, которая перед ней происходила.

— Стерва! Какая стерва! — выговорила Ника, нагибаясь и ловя рукой раз за разом спадавшую туфлю.

Эта тридцатилетняя дылда, Клавка, сметала с арены опилки и раскатывала огромной ширины ковровые подстилки. Ничего большего ей доверить было нельзя. Про нее говорили, что она готова переспать с любым, у кого хоть что-нибудь болтается между ног, а особо злые языки шутили по поводу циркового ослика Фили. У нее и прозвище было соответствующее — Скважина.

— Ну и нашел же ты, с кем связаться! Скважину привел! — слова Ники прозвучали почти, как стон.

— А ты-то, ты-то! — завизжала Клавка, переступая босыми ногами. Она и в обычных ситуациях обожала скандалить по любому пустяку. Только тогда чувствовала себя королевой. — Тебя только в микроскоп разглядывать. Как вошь! Аркуня, у нее хоть дырка-то есть, или ты ей куда в другое место всаживал?