— Голубка моя, матушка, ты носила и вскормила меня! — зарыдал Лемминкяйнен. — А теперь прахом стало твое тело: в головах у тебя выросли ели, в ногах — можжевельник, у рук — ветлы! Вот награда мне, глупцу, вот мне, неразумному, воздаяние! Незачем было мне ездить в Похьолу, за черту туманной земли, не надо мне было брать с собой оружие и мерить с хозяевами мечи! За это погиб весь мой род и лежит теперь убитой мать!

Долго горевал Лемминкяйнен, долго бродил по заросшему двору и наконец заметил едва видный след в траве, едва приметную тропинку. Пойдя по этому следу, вышел Ахти к лесу и там, в глубине, в тенистой чаще, отыскал под скалой незаметную избушку, а в избушке увидел свою седовласую мать. Всем сердцем обрадовался Лемминкяйнен и прижал старушку к груди.

— Жива, родная! — воскликнул Ахти. — А я думал, что ты убита, и все слезы уже выплакал!

— Укрылась я в тайном месте, когда, ища тебя, злополучного, пришли с войною люди Похьолы, — сказала Лемминкяйнену мать. — Но сожгли они наш дом, опустошили двор, зарубили секирами жену твою Кюлликки и сестру Айникки!

Обнял крепче Лемминкяйнен матушку и сказал:

— Хватит горевать — выстрою я новый дом, лучше прежнего, и сумею отомстить племени Лемпо в Похьоле! Печальные были вести матери, но не такой был нрав у Кауко, чтобы отдаться без остатка горю.

— Долго же скитался ты у чужих дверей на далеком острове, — сказала мать. — Расскажи, сынок: как жилось тебе там?

— Хорошо мне там было, — ответил веселый Ахти, — мед там стекал по елям, молоко текло из сосен, из плетней сочилось масло, а по жердям струилось пиво! Остался бы я и дольше, да начали бояться мужи за женщин и девиц — будто бы терпели они от меня охальство, будто бы ходил я к ним по ночам. А я от них знай только бегал: боялся я тамошних женщин, как волк свиней боится, как ястреб боится кур! Пришлось воротиться, чтобы не навлечь напрасной кары.

Поставил Лемминкяйнен новую избу — не такую просторную, как отцовская, но на двоих им с матерью впору, — отстроил амбар и двор, выжег лесок под пашню и, окончив дела, стал томиться местью за свой изведенный род. Как-то утром на зорьке вышел он к лодочной пристани и услышал, как стонет уключинами его старый челн о том, что приходится ему лежать и сохнуть на катках вместо того, чтобы сойти на волны и отправиться с Ахти на войну добывать богатство и славу. Хлопнул Лемминкяйнен лодку по борту расшитой рукавицей и усмехнулся:

— Не горюй, сосновая, увидишь ты еще не раз сражение!

Пошел Ахти к матери и сказал ей, что настала пора собираться ему на битву, что владеет его помыслами одна только месть, и все его заботы лишь о том, как бы поскорее истребить негодный народ Похьолы. Пробовала мать и на этот раз сдержать Лемминкяйнена, говорила, что не время теперь сражаться с Похьолой — обернется ему затея гибелью или бесславным бегством, но вновь не послушался удалой Ахти: решил он твердо идти в поход и разорить злые селения Сариолы.

В подмогу себе, чтобы с копьем и мечом встал рядом в битве, задумал Лемминкяйнен позвать смелого Куру, бывалого товарища по битвам Тиэру. Отправился Ахти в селение Тиэры и, войдя к нему на двор, увидел у окна отца его, что вырезал для копий древки, у амбара — мать, сбивающую в кадке масло, у ворот — братьев, что сколачивали дружно сани, а у мостков — сестер, стирающих пестрые платки, — не видно было только богатыря Куры. Тогда сказал громко Лемминкяйнен:

— Тиэра, друг мой! Помнишь ли ты былое время, как ходили мы с тобой вместе в сражения? Много мы прошли деревень, и были в каждой десятки изб, а в них — по десятку героев, и ни один из тех героев не спасся, всех мы победили в битве! То-то славная нам досталась добыча!

Но ответил от окна отец:

— Нет, не время Тиэре поднимать копье и идти в бой. Но сказала с порога амбара мать:

— Ударил уже Кура по рукам — решил жениться и ввести в дом хозяйку.

Но усмехнулись у калитки братья:

— Некогда ему — только он невесту приглядел, еще и грудей ее не трогал.

Но прыснули с мостков сестры:

— Куда ж идти ему от нецелованной?

А сам Кура, лежавший в доме на печи, как услышал голос Ахти, так соскочил вниз — на скамье обулся, у двери надел пояс, в сенях застегнул — и на дворе, уже с копьем в руке, подошел к Лемминкяйнену. Огромное было копье у Тиэра — вонзил он его на сажень в глинистую землю рядом с копьем Ахти, и понял Лемминкяйнен, что есть у него верный товарищ, с которым пойдет он теперь вместе сражаться.

На следующий день спустили герои челнок на воду и направили его быстрый нос на север, в море Похьолы.

Тем временем старуха Лоухи ворожбой прознала о сборах молодого Лемминкяйнена и вызвала на помощь в Сариолу ужасный мороз, чтобы сковал он намертво морскую зыбь и погубил врагов, идущих войной на села Похьолы.

— Ступай и заморозь лодку Ахти на просторе моря, — велела дрянному Лоухи. — Заморозь и самого Лемминкяйнена с товарищем, чтобы сгинул он, стал ледяною глыбой и не освободился бы, пока ты жив или пока сама я не захочу его избавить!