Велела тогда злая Лоухи рабыне, что скребла в доме котлы и мыла ковши и ложки, подать удалому Ахти угощение по чину. Тут же поставила рабыня на стол перед Лемминкяйненом котел с объедками— с костями, рыбьими головами, ботвой и коркой хлеба — и кувшин дрянного пива.

— Если муж ты стоящий, — сказала она, — разом до дна осушишь кувшин.

Но прежде чем выпить, заглянул, как велела ему мать, Лемминкяйнен в кувшин и увидел, что копошатся на дне его гадюки, черви и лягушки. Пригрозил он рабыне еще до вечера спровадить ее в Маналу за такое пиво, а сам достал из поясного кошелька удильный крючок, запустил его в кувшин и, выловив оттуда всех змей, червей и лягушек, растоптал их на полу каблуками. Потом, от жажды, выпил удалой Ахти брагу и сказал:

— Дрянной стал напиток — пиво! Набралось оно в этом доме сраму! Видно, нежеланный я гость, раз не подали мне лучшего питья и не зарезали для меня барана.

— Нечего дому пенять, — ответил на это хозяин Похьолы, — если явился в него незваным.

— Званый гость хорош, — сказал веселый Лемминкяйнен, — а незваный — дороже. Слушай, похьоланец, дай-ка мне еще с дороги пива, да получше прежнего!

Рассвирепел тут хозяин Похьолы и создал колдовством пруд у ног дерзкого Ахти.

— Вот тебе водица, — рявкнул он, — хлебай, сколько хочешь!

— Не теленок я, чтобы лакать из лужи воду, — сказал Лемминкяйнен и начал сам в ответ чародействовать.

Напел он заклинанием златорогого быка в горнице, и без остатка выпил тот бык всю воду из колдовского пруда. Тогда создал долговязый хозяин Похьолы волка, чтобы зарезал он быка, но веселый Ахти тут же обернул быка изворотливый зайцем, чтобы не дался он в зубы волку; тогда превратил похьоланец волка в жадную собаку из тех, что в рощах загоняют зайцев, но Лемминкяйнен косого обернул рыжей белкой, чтобы прыгала она по стропилам и дразнила пса; тогда создал хозяин Похьолы из собаки желтую куницу и пустил ее за белкой по балкам, но Лемминкяйнен напел вместо белки бурую лису, и уж теперь она погнала златогрудую куницу; тогда заклял хозяин Похьолы куницу в курицу, чтобы летела она по полу и не давалась в пасть лисице, но ловкий Ахти вмиг обернул лису когтистым ястребом, и настиг ястреб курицу, обогнав колдовство свирепого похьоланца.

— Не будет у нас пира, пока не поубавится в доме гостей! — взревел от ярости хозяин Похьолы. — Убирайся отсюда, паршивый юнец! Прочь иди, тварь, к своей дрянной околице!

— Даже никудышный герой не позволит, чтобы погнали его из-за стола! — ответил гордо Лемминкяйнен.

Тут не выдержал хозяин Похьолы неуемной дерзости гостя и рванул со стены свой блистающий меч.

— Давай померимся мечами, Островитянин, давай посмотрим, за чьим клинком стоит удача!

— Что ж, — сказал удалой Ахти, — отец мой, бывало, храбро мечами мерился — не перевелся в сыне его род!

Обнажил он свой сияющий клинок, положил его рядом с мечом хозяина Похьолы, и оказалось лезвие похьоланца длиннее на полногтя — так вышло, что первый удар уступил Лемминкяйнен хозяину дома. Напал тот яростно на Ахти, осыпал могучими ударами, но как ни метил в героя, а ловкий Кауко всякий раз успевал увернуться — только изрубил хозяин Похьолы мечом потолочные балки да расщепил дубовый стол.

— В чем согрешили балки? Чем тебя стол обидел? — усмехнулся веселый Лемминкяйнен. — Пойдем-ка лучше, горячий северянин, во двор — здесь нам женщины мешают и дом, чего доброго, разнесем в щепки. На дворе же места нам будет больше, да и кровь на снегу куда красивей!

Выйдя из дома, растянули они на дворе коровью шкуру и оба на нее встали.

— Если твой клинок длиннее, — сказал удалой Ахти, — так воспользуйся им еще раз, прежде чем простишься с белым светом!

И вновь ударил похьоланец, и другой раз, и третий, но никак ему было не попасть в соперника — ни одной царапины не получил от его меча ловкий Ахти. Так разил впустую хозяин Похьолы воздух, пока не решил Лемминкяйнен, что настал теперь его черед, — уже сыпались искры с клинка Островитянина, так хотелось ему вступить в битву. Один только раз взмахнул мечом Ахти, и полетела голова с плеч хозяина Похьолы, точно срезали серпом колос, точно сразили стрелой тетерку на ветке.

Сотни столбов стояли вокруг двора старухи Лоухи, сотни черепов были насажены на них, и лишь один был свободен. Берег этот кол хозяин Похьолы для молодого Лемминкяйнена, а вышло, что Ахти насадил на него голову похьоланца.

Вернулся в дом беспечный Лемминкяйнен, чтобы смыть с рук кровь свирепого хозяина, но, узнав о смерти мужа, взбесилась старуха Лоухи, закричала в голос и созвала со всех сторон могучих мужей с мечами на погибель дерзкого Кауко. Понял тут Ахти, что совершил он злодейство в чужой земле, что настала пора ему убираться из Сариолы, что не по силам ему одному биться с сотнями богатырей, — понял, что закончился для него веселый пир в гостеприимной Похьоле.

Страшась поплатиться за свое злодеяние, выбежал Ахти на двор старухи Лоухи, огляделся, но нет нигде ни коня его, ни саней — только камень лежит на краю двора да растет рядом ива. А по всему селению уже стоит гул, сверкают яростно из-за ограды глаза и доносится отовсюду бряцание мечей. Чтобы спастись от верной смерти, обернулся Лемминкяйнен орлом и взмыл ввысь. Там, обжегшись о солнце, взмолился Ахти к Укко, благому властителю, чтобы нагнал он в небо облаков, скрыл синее в туманах, дабы под их защитой, незримым, смог он воротиться на родной остров.