Тем не менее, можно указать на одно явление, имеющее некую символическую связь с ситуацией избыточного потребления в Америке. Я, по крайней мере, будучи поклонником концепции коллективного бессознательного, такую связь улавливаю. Это эпидемия так называемых eating disorders - нарушений питания, охватившая американскую молодежь, и не только молодежь. Это печально знаменитые анорексия - намеренное голодание, на определенном этапе делающееся необратимым и приводящее к смерти, и булимия - та же анорексия, прерываемая припадками обжорства, после чего следует искусственно вызванная рвота.

Мим Юдович пишет в Нью-Йорк Таймс Мэгэзин от 8 сентября в статье "Тайное общество голодающих":

"Примерно одна из 200 американских женщин страдает анорексией; две или три из 100 - булимией. Эти нарушения в высоком проценте случаев ведут к психическим расстройствам, чреватым самоубийством. Но потому что эти люди не вызывают внимания прохожих, никак им не угрожая, как бросаются в глаза алкоголики или наркоманы, и потому что в основном это женщины и молодые девушки, создается ложное впечатление, что эта проблема не является приоритетной".

Мотивировка анорексии - желание быть стройной, соответствующей сегодняшним стандартам моды. Но как учит психоанализ, едва ли не любая мотивировка - это рационализация иррационального, бессознательного влечения. В обсуждаемом феномене весьма вероятным содержанием является влечение к смерти, к исчезновению, к ничто - как реакция на эксцессы общества потребления. И очень характерен молодежный характер этой эпидемии или даже этого движения. Мим Юдович в своей статье описывает складывающуюся субкультуру этих людей, в частности создание ими широкой сети в Интернете. Анорексию и булимию пытаются сделать стилем жизни, подавать их как сознательный выбор. Эти люди стали называть себя ана и мия (первый слог анорексии и последний - булимии). Как говорил Ибсен (слова, бывшие популярными в старой России), юность - это возмездие. Вчерашние "дети цветов" - хиппи 60-х - не хотели воевать. Сегодняшние ана и мия, похоже, не хотят жить

Вытирать сопли

Сложившаяся в мире ситуация - борьба с международным терроризмом - очень многое поставило на место в России, в русском сознании прежде всего, да и не только в сознании, а подчас и в прямом политическом действии. Как правильно писал один из русских комментаторов, теперь уже стало окончательно ясно, между чем и чем приходится выбирать России - не между Востоком и Западом, а между варварством и цивилизацией. И, как иногда кажется, российские политики в этом отношении идут едва ли не впереди российских интеллектуалов.

Я с нетерпением ожидал окончания статьи Ренаты Гальцевой "Тяжба о России", начало которой появилось еще в июльском номере "Нового Мира". Восьмой, августовский номер оказался намного интереснее: во второй части своей статьи г-жа Гальцева заговорила о предметах по-настоящему значительных, а не о том, почему Алэн Безансон (между прочим, лучший западный советолог) не любит России. Лучше было бы сказать - разлюбил. Действительно, события, последовавшие за падением коммунизма в России, оказались суровым испытанием для людей, заведомо не страдавших пресловутой русофобией, а к их числу нужно отнести и указанного француза. Если не касаться оценок - русофоб или русофил, то все писавшие о России под коммунизмом довольно четко разделялись на два лагеря: одни в ее бедах винили коммунизм, другие - отечественную традицию деспотизма, одни Маркса, другие Ивана Грозного. Вот этих вторых и принято было в определенных патриотических, так сказать, кругах считать русофобами. Сейчас понятие "патриот" в России совершенно запуталось и затемнилось, кто только ни относит себя к этому лагерю (коммунисты - сплошь). Рената Гальцева - либерал-патриот или даже либеральный консерватор с четкой ориентацией на русское культурное прошлое, знаток и влюбленный хранитель этого прошлого. В общем и целом - самый настоящий классический славянофил. Но с другой стороны, поклонник мыслей и политической программы Петра Струве, книга которого Patriotica стала, похоже, библией всех культурных русских, не считающих, что Карфаген - Россия должен быть разрушен. Есть ли культурные русские, которые считают наоборот, сомнительно, но г-жа Гальцева находят, что такие есть. Ее "Тяжба о России" в значительной степени посвящена критике идей и людей, относимых ею к этому разряду. Можно сказать, что Рената Гальцева в этой работе выступила в качестве самого Струве, а то и вообще в одиночку написала новый сборник "Вехи", обращенный против нынешней непатриотической и безрелигиозной интеллигенции.

Хочется задать вопрос: а должна ли интеллигенция быть религиозной? Можно и по-другому спросить: способна ли она быть религиозной? Скажем по моде: возможен ли в современной культуре религиозный дискурс? Понятно, что речь идет не о личной религиозности того или иного интеллигента. Стоять со свечкой в соборе или отмечать религиозные праздники сейчас вроде бы не возбраняется никому - скорее даже поощряется, порой и с излишним рвением. Без попов, или, как выражается г-жа Гальцева, православных батюшек, сейчас не обходится ни одна общественная церемония. Но - возможна ли в современном мире религиозная культура? или даже религиозная политика, к реставрации которых как будто бы призывает всячески культурный автор Нового Мира?

Почему ж невозможна? Вполне возможна. Вот с ней сейчас и имеет дело цивилизованное человечество. Мусульманский фундаментализм - это и культура, и, как теперь выяснилось, политика.

Отойдем немного в сторону. В Америке появилась книга Сеида Хоссема Насра "Суть Ислама". Автор - профессор университета имени Джорджа Вашингтона, преподающий основы мусульманской культуры. В Нью-Йорк Таймс Бук Ревю появилась рецензия на эту книгу, написанная Джеймсом Кэрроллом. В ней говорится в частности:

"Объявив войну терроризму, президент Буш поспешил отвергнуть мнение о тесной связи между действиями террористов и религией Ислама, и многие комментаторы пошли этим путем, говоря, что ссылки террористов на их веру как причину их преступлений извращают истинное мусульманство. Мотив здесь ясен и достоин уважения - отмежеваться от концепции столкновения цивилизаций. Но радикальное различение злодеяний террористов и мусульманской религии приводит к поверхностному воспроизведению дискредитированной идеи, что религия как таковая есть источник добродетели. История свидетельствует о другом - о двусмысленности религий, выступающих одновременно как средство утешения, надежды и сострадания, но также нетерпимости, презрения к другим и даже насилия".