В. Вы действительно каждый раз, когда чувствуете приступ несдержанности, сами отправляетесь в полицейский участок?

О. Угу. Большой Отис — он мой друг. В. Вы имеете в виду шерифа этого округа Отиса Дойла?

О. Угу. Он мне давно сказал, чтобы я заскакивал всякий раз, когда на меня найдет. Так вот, в четверг вечером мы с компанией сидели в Кавальере, резались в покер, и мне начало казаться, что Марсель Дюбуа жульничает. На трезвую голову я бы такого не подумал — этот француз и так хорошо играет — но тут уж я завелся. К тому времени я уже налился пивом, ну и думаю, пора. Положил карты на стол — и прямо в полицейский участок. Дежурил тогда Плесси, он меня и запер в камеру номер один. Плесси — хороший парень. Я знал его мать, но это давно было.

В. Мистер Квиллан, может быть, мы перейдем к событиям, произошедшим в пятницу вечером? Около половины одиннадцатого.

О. Я к ним и веду.

В. Очень надеюсь. Продолжайте, пожалуйста.

О. Короче, Плесси запер меня где-то без четверти два в ночь на пятницу, и я тут же завалился спать. Можно сказать, отрубился. Проснулся около четырех на следующий день, проглотил три Алка-Зельцера и снова уснул. Есть у меня такая способность — я могу дрыхнуть, пока не пройдет похмелье. Большой Отис всегда говорил, что мне надо бы узнать, как у меня это получается, и запатентовать. Говорил, я могу стать спасителем человечества.

В. Безусловно, мистер Квиллан. Однако когда вы проснулись во второй раз?

О. Уже после десяти вечера в пятницу. Я здорово к тому времени проголодался и решил пойти чего-нибудь перехватить.

В. Вас оставили одного в незапертой камере?

О. Конечно. Мне, когда я трезвый, цены нет. Один раз, помню…

В. Расскажите, пожалуйста, комиссии о том, что случилось, когда вы покинули камеру.

О. Сирена пожарная завыла, вот что. Меня чуть кондрашка не хватила: я этой сирены по ночам не слышал, считай, с тех пор как Вьетнамская война кончилась. Я рванул наверх, а там никого из этих сукиных детей нет. Ну, думаю, Плесси теперь достанется. Там всегда кто-то должен быть: вдруг кто позвонит. В общем, я подошел к окну и выглянул на улицу.

В. Из этого окна видно здание школы?

О. Угу. Там все носились кругами и орали. И тут я увидел Кэрри Уайт.

В. Вы видели ее раньше?

О. Не-е.

В. Тогда откуда вы узнали, что это она?

О. Трудно сказать…

В. Вы ее хорошо видели?

О. Она стояла под лампой у пожарного гидранта на углу Мэн и Спринг.

В. И что произошло?

О. Боже… У него верхняя часть просто взорвалась и разлетелась в разные стороны. Влево, вправо и прямо на небеса.

В. Во сколько произошла эта… м-м-м… поломка?

О. Минут двадцать одиннадцатого. Не позже.

В. А потом?

О. Потом она пошла вниз по улице и выглядела она, я вам скажу, жутко. На ней было вроде как бальное платье — во всяком случае, что от него осталось — но она вся вымокла и перепачкалась в крови. Будто только-только вылезла из опрокинувшейся машины. Но она улыбалась. Я такой жуткой улыбки в жизни не видел. Как череп прямо… Она все время смотрела на свои руки, вытирала их о платье, чтобы стереть кровь, и думала, что никогда не ототрет, но зальет весь город кровью и заставит их заплатить за все. Жуть, в общем.

В. Откуда вам известно, что она думала?

О. Не знаю. Я не могу объяснить.

В. В оставшееся время я прошу вас говорить только о том, что вы видели, мистер Квиллан.

О. О'кей. На углу Грасс-плаза тоже стоял гидрант, и он тоже разлетелся вдребезги. Этот я видел даже лучше, чем первый. Там есть такие большие муфты по бокам — так вот они сами отвинтились. И я видел, как это произошло. А затем гидрант взорвался, как и первый. Кэрри была просто счастлива. Она все время бормотала про себя, мол, будет им дождичек, будет… Виноват. Потом появились пожарные машины, и я потерял ее из вида. Одна из машин подъехала к школе, пожарники бросились к гидранту, но тут же поняли, что воды нет. Шеф Бертон заорал на них, и тут школа взлетела на воздух. Боже милостивый!..

В. Вы вышли из полицейского участка?

О. Угу. Хотел найти Плесси, сказать ему про эту чокнутую деваху и гидранты. Потом я глянул на заправочную станцию Тедди, и у меня внутри все аж похолодело: все шесть насосов работали, а шланги валялись рядом. Сам Тедди Дачемп помер еще в 68-м, упокой, господи, его душу, но его сын, как и раньше, всегда запирал эти насосы на ночь. Но все шесть навесных замков были сбиты, шланги валялись на асфальте, и бензин хлестал прямо на дорогу. Боже, я когда это увидел, чуть не рехнулся. И тут вдруг смотрю, бежит какой-то тип с зажженной сигаретой.

В. И что вы сделали?

О. Я на него заорал. Что-то вроде: Эй! Куда тебя несет с сигаретой? Там же бензин! Но он меня так и не услышал. Со всеми этими пожарными сиренами и машинами, что сталкивались на улице, ничего удивительного. Я увидел, что он собирается бросить окурок, и нырнул обратно за дверь.

В. Что было потом?

О. Потом? Потом в Чемберлене начался ад…

Когда упали ведра, она сначала услышала громкий металлический лязг, пробившийся сквозь музыку, а затем ее окатило чем-то холодным и липким. Кэрри инстинктивно закрыла глаза. Рядом раздался короткий вскрик, и какой-то частью сознания, пробудившейся совсем недавно, она почувствовала резкую боль.