– Я не понимаю ни одного слова, – сказал перс. – Я вижу только ошибку. Я не пленный, и никто не может хотеть меня обменять.

– Ты не пленный?

– Я гость во дворце василевса.

– Случайный гость.

– Да, я не надеялся на эту честь…

– Кинжал смазан отравленными маслами!

Слово ответа застыло в горле Абу Халиба, он издал хрип. Он не решился обвинить Самону во лжи и сказал просто:

– Когда кинжал был моим, он не был ничем смазан. Но уже ночью он перешел из моих рук.

«Допустим, я тебе поверил во всем», – подумал Самона и сменил тактику.

– Василевс купил кинжал, – сказал Самона. – И ты должен получить назначенные деньги.

Он положил перед Абу Халибом стопку монет.

– Эту цену назначила Мраморная Рука? – спросил Абу Халиб и пожалел, что задает лишние вопросы. Но ему и не хотелось показывать, что он боится говорить и спрашивать. Ему нечего было скрывать.

– Правая рука василевса ничуть не хуже Мраморной Руки, – сказал Самона, имея в виду себя.

Абу Халиб этого не понял. Он почти и не слышал ответа Самоны – в ушах шумело от внутреннего напряжения, – он только понял сразу, что разговор уже не угрожает его жизни, ситуация переменилась. Он взял деньги.

…Абу Халиба вывели из дворца. Но теперь, куда бы он ни шел, его сопровождал невидимый глаз паракимомена Самоны. Абу Халиб не мог разобрать, что случилось с Городом. Но слишком частое «славяне» он расслышал скоро. Славяне перешли границу Ромеи, вспомнил он сказанное Самоной. И все-таки Город был слишком взбудоражен. «Неужели ночь и утро во дворце так подействовали на меня, что мир кажется моим глазам прыгающим и непонятным!» Он шел к Золотому Рогу с намерением сегодня же сесть на какой-нибудь корабль. Он еще не знал, что, прежде чем снова превратится в путешественника, пробудет какое-то время в положении путника, задержавшегося в осажденном городе. И что кинжал, прежде чем – только что – стать покупкой василевса, побывал сегодня утром в роли плохой приметы.

– Неотплаченный кинжал! – вскрикнул Лев, увидев рубины и длинный клинок, когда вернулся из Вуколеонского дворца. Потаенная сила кинжала была похожа на таинственность появления славян в Босфоре. – Заплатить ему деньги!..

Паракимомен сделал больше. Он допросил Абу Халиба. Заплатил деньги. И приставил к персу слежку.

Оружие теперь было отплаченным, но славянские лодьи и сами славяне из-под Константинополя, разумеется, не исчезли. Лев VI при всем доверии к приметам и прорицаниям не очень-то на это и надеялся.

«…Я заметил: одни из нас чем дольше смотрели на стены города, тем становились неувереннее. „Добьемся ли чего от Царьграда? – спрашивали они. – Не лучше ли пойти дальше, взять города попроще?“

Другие смотрели на стены с радостью. «Если ради нас их построили и поддерживали в целости столько лет, значит, мы стоим того. И купцы из Руси должны иметь в Городе достойный и лучший прием».

И вправду: князь Олег никогда не замысливал ставить таких стен в Киеве. Ромеи никогда бы не пришли к нам таким сильным войском. Они бы и не доплыли до Киева. Построили, потому как знали, что мы когда-нибудь придем. Мы пришли, и стенами нас не испугаешь. Я видел горы много выше, чем эти стены, и переходил через них. И не только я один. Человек камня не боится, если камень лежит на месте. И войска не боится, если оно стоит на месте. А ромеи из Города на нас не выходят, и стены на лагерь наш не наступают. Чего же смущаться их?..»

Двое спорили у притушенного морской водой огневища. Дым с йодистым привкусом Пропонтиды царапал глаза и ноздри.

– А в котлах вкуснее, чем на углях. Надо было нам, северским, за рыбу взяться.

– Не вкуснее, а по-другому. Надо разное знать. А то залез в свой котел и ничего из него не видишь.

– Вкуснее в котлах.

– Из рыбы в котле весь сок в воду уходит. Да и воды здесь столько нет, чтобы в котлах…

– Мы бы хотя для своего полка сварили, северского. На реке, конечно, жить сподручнее, чем на море, – воды сколько надо.

– Так чего ж ты в поход тогда собрался, если никак от своей Десны пересохлой оторваться не можешь?

– Без похода нам нельзя, знаешь. Одни бы дружинники княжеские с таким Городом не справились.

– Ты пришел и – справился! Только жалишься, рыба тебе не та. Смотри, какая сильная, – указал на рыбину, потрескивавшую кожей на углях.

Ополченец с Десны ел другую рыбу, уже готовую, поменьше.

– Кость не проглоти, она что копье!..

– Без нас бы с Городом не справились, – заладил едок новую песню. Ему без разговора рыба, видно, не так жевалась. – Ромеи – это страна большая. – Он подумал, вспоминая слово, в походе слышанное. – Ромеи – это им-перия. У них царь есть. Царь Лев. Лев, зверь такой: четыре лапы. – Он растопырил и загнул свои пальцы, блестевшие жиром, и, не вставая с земли, поднял ступни, напряг их, словно показывал львиные задние лапы. – Хвост у него. На конце хвоста – жало ядовитое. Волосатая морда и зубы, каждый с секиру…

– Где ж ты видел такого зверя?

– Видел. – Он пожевал, думая, сознаваться или нет, но решил-таки сказать правду. – На пуговицах стеклянных, из Итиля от арабов привезенных.

– Ты что же, в Итиле был?

– Не был. А зверя знаю.

Тот, кто готовил рыбу, замолчал, тревожа палкой угли. И он льва видел только на кубках. Лев на задних лапах стоял. Как и царь ромейский. Едок продолжал:

– Без нас, северцев, Город не повинить… Это ж царство!

– А мы Русь. Чем меньше? – махнул рукой, показывая на раскинувшийся по берегу лагерь, на лучников, на лодьи, в несколько рядов выставленные на берегу. Махнул, забыв, что уже держит в руке готовую рыбину, и та надломилась от сильного взмаха. – На, ешь… нас больше любого царства. Вон сколько.