Седрик чувствовал себя превосходно в этой чудесной гостиной, чья внутренность бесконечно отражалась во множестве висевших на стенах зеркал. Свет дробился в гранях хрустальных люстр под потолком, серебро сверкало на сервировочных столиках, а в огромных вазах севрского фарфора благоухали превосходно подобранные букеты. Его внимание привлекли несколько витрин с выставленной коллекцией табакерок – он и сам ими увлекался. Стоявшая в гостиной мебель относилась ко времени Людовика XIV и Людовика XV, а также к более изящному стилю Первой империи. Она поражала взгляд богатой парчовой обивкой с дамасским шитьем, а па окнах красовались занавеси из тяжелого шелка всевозможных оттенков.

«Да, – решил Седрик, – Кэтрин хорошо сделает, если станет членом этого семейства».

– Вы выйдете за меня замуж? – спросил ее Адриен несколькими часами позже.

Они прогуливались по саду, почти совершенно безлюдному. Многие гости уже разъехались по домам. Они столько танцевали и выпили столько вина, что Кэтрин слабо соображала, кто есть кто, хотя и запомнила, что перед этим ей представили двоих молодых людей, которых он назвал своими друзьями. Странные молодые люди, они вызывали у нее неприятное чувство, в отличие от остальных гостей. Один из них, белолицый и светловолосый, стоял прислонившись к колонне и казался почти что женственным. Второй был повыше и столь же изнежен, хотя и более плотно сложен. Их разговор с Адриеном был полон недомолвок, и смеялись они чересчур громко и долго. Однако с каждым бокалом шампанского, которым они наперебой ее угощали, Кэтрин находила их все более сносными и даже привлекательными. В какой-то момент она поинтересовалась, куда исчез Седрик, и ей сказали, что он играет в карты. А Элиза? Ну конечно, вот она неподалеку, вовсю наслаждается флиртом.

Недавно промчалась гроза – один из тех шквалов, которые часто случаются в Новом Орлеане в летний период. Слишком короткая, чтобы принести хоть немного прохлады, она лишь наполнила воздух влагой, отчего усилились запахи травы и листьев. Все это смешивалось с благоуханием теплой земли, чьи жизненные соки усиленно пульсировали под покровом ночи.

Поставленный Адриеном вопрос не оказался для нее неожиданным, инстинкт подсказывал ей, что это должно сегодня произойти. Был тот дремотный предрассветный час, когда ночь перевалила за половину, и Кэтрин чувствовала себя особенно уязвимой, мысли ее путались. Адриен принес ей закусок из буфета, а ее бокал постоянно был полон до краев: он настоял на том, что сам будет подливать ей вина.

Она покачнулась, оперлась на него и не сопротивлялась, почувствовав, что он ее обнял.

– Значит ли это, что мое предложение принято? – трепетавшим от возбуждения голосом прошептал он ей в волосы.

Внезапно пересохший язык еле ворочался во рту, и она с трудом выдавила что-то вроде:

– Полагаю, что да.

– Дорогая. – Он подхватил ее в тесные объятия и понес в увитую плющом беседку, целуя лицо и шею. Наконец он нащупал губами ее рот и припал к нему, словно снедаемый жаждой. Она почувствовала, как плотно прижимаются его губы, как его язык проникает между ее зубов.

Глубина разбуженных в ней ощущений заставила ее вздрогнуть. По всему телу пронеслась волна наслаждения, разжигая чувственность.

– Адриен… я люблю тебя! – Она видела, как в небе за его плечом сияют звезды, как луна выглядывает сквозь ветви деревьев. Ее било словно в лихорадке, вскипевшее в крови желание стало непереносимым. Она желала отдаться ему, она желала обладать им. Казалось невозможным, что еще несколько дней назад она не думала о такой возможности.

Его руки нашли ее грудь, и соски затвердели под тонкой тканью, отвечая на ласковые прикосновения его пальцев. Он застонал, словно от боли, и прошептал:

– Это невыносимо. Кэтрин, пойдем же ко мне, сегодня, сейчас!

– Мы не должны этого делать… твоя мать… что скажут гости? – Ах, как ей трудно было говорить, когда губы ее жаждали все новых поцелуев, а тело – все новых ласк, тесных, интимных… пока они не сольются в одно тело, в одну душу. Соединятся до скончания времен.

– Мы ведь поженимся. Никто ничего не скажет. Разве ты не знаешь здешний обычай? После брачной церемонии невесту с женихом запирают вместе в одной комнате на целую неделю. Представь себе, моя сладость, целая неделя – и только ты и я.

Он тяжело дышал, разгоревшаяся в нем похоть напрочь отбила всякие воспоминания о принадлежавшей ему ранее женщине в угоду желанию обладать другой. «Лестина должна понять, – мельком подумал он, не в силах отказаться от Кэтрин. – Моя золотоволосая богиня знает правила. Я могу иметь их обоих – и жену и любовницу, у меня есть на это право».

– Ты любишь меня? – выдохнула Кэтрин в самые его губы, грудь ее вздымалась так, словно какой-то внутренний страх просился наружу.

– Я обожаю тебя.

– Правда?

– Правда.

Он не выпускал ее из объятий, увлекая к боковому крылу дома. Она попыталась вырваться.

– Нам нельзя, – возразила она.

– Можно. Нам все можно нынче ночью, все, что бы мы ни захотели. – Он дико рассмеялся, темноволосый, с темными провалами глаз – словно порожденный той тьмой, куда погружался рассудок Кэтрин.

Они направлялись в то крыло, где находился garconni`ere, – здесь Адриен должен был жить до свадьбы. В обособленном от остальных помещении не было ни души. На темной лестнице Кэтрин едва не упала, но руки Адриена тут же подхватили ее, помогая подниматься. Она не смогла подавить нервного хохота, против воли вырвавшегося у нее из горла, словно вскипавшие пеной пузырьки в шампанском.