– Ну да, конечно мог.

– Так вот, значит, вы увидели лежавший на дне кошелек. И что вы затем сделали?

– Достал его.

– Как?

– Войдя за ним в воду.

– Какова там глубина?

– Футов шесть-семь.

– А кто пошел за ним? Вы сами?

– Нет, один из моих выборных депутатов.

– О! – улыбнулся Мейсон. – Вы увидели кошелек, а доставать его послали одного из депутатов?

– Он один из лучших наших пловцов.

– И он вытащил кошелек?

– Да.

– А скажите, шериф, можно ли было по виду этого кошелька определить, когда он был брошен?

– Знаете, вот когда вы заговорили об этом, то скажу, что если вы взглянете на…

– Шериф, – резко перебил его Мейсон, – я настаиваю, чтобы вы отвечали непосредственно на мой вопрос. Настаиваю категорически. Сейчас я говорю только о самом кошельке. Повторяю вопрос: можно ли было по виду этого кошелька определить, когда он был брошен?

– Нет, сэр.

– Он просто лежал там, на песке?

– Ну, он, разумеется, не мог лежать в одном положении долго на песчаном дне.

– Почему, шериф?

– Ну как же, ведь песок все время в движении… приливы и отливы…

– Как долго он мог оставаться там, не будучи покрыт песком? Помните, вы даете показания под присягой, шериф.

– Да я, право… я не знаю…

– Я так и думал, что вы не знаете, – улыбнувшись, сказал Мейсон. – Ну а поскольку вы совершенно искренне сказали, что по виду кошелька нельзя было определить, когда он был брошен в воду, вы можете только сказать, что он мог быть брошен кем угодно, включая подсудимую, вечером в субботу, до убийства.

– Вы сейчас говорите о кошельке?

– О кошельке, – кивнул Мейсон.

– Ну, если вы хотите ограничиться кошельком, то я согласен, что могло быть и так, как вы говорите, а если коснуться содержимого…

– Сейчас я говорю только о кошельке, – сказал Мейсон.

– Очень хорошо, о кошельке, – согласился шериф.

– Указывало ли что-нибудь на то, что кошелек не мог быть брошен в воду в субботу вечером?

– Да нет, сэр, пожалуй, ничто об этом не говорило.

– Ну вам известно что-нибудь относительно того, что в субботу вечером, еще до убийства, подсудимая приходила в дом мистера Олдера?

– Нет, сэр, мне лично ничего об этом не известно.

– Ну хорошо, а вообще вам известно что-нибудь об этом инциденте?

– Ваша честь, – перебил Глостер, – я возражаю против показаний шерифа о вещах, которые ему лично неизвестны.

– Совершенно верно, – сказал Мейсон. – Но я думал, что вы, возможно, захотите рано или поздно предъявить суду какие-то факты, так что предъявляйте их сейчас.

– Я намерен предъявить только те факты, – сказал Глостер, – которые указывают, что Джорджа Олдера убила подсудимая. Если и существуют какие-либо другие факты, пусть их предъявляет защита.

– Очень хорошо! – Нахмурив брови, Мейсон на секунду задумался. – Если такова ваша позиция, я останусь в пределах технической необходимости и не буду предъявлять факты, которые могут служить вещественными доказательствами. Но прошу вас делать то же самое, сэр.

Шериф заявил, даже не дожидаясь вопроса:

– Содержимое кошелька указывает, когда он был брошен.

– Содержимое? – переспросил Мейсон.

– Когда мы заглянули в кошелек, – пояснил шериф, – мы нашли в нем газетную вырезку с заметкой, которая была, по-видимому, опубликована в «Экспресс» за третье число, в утреннем выпуске. Речь шла о краже драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов и жалобе Олдера…

– Минутку, шериф! – перебил его Мейсон. – Сама вырезка и есть наилучшее вещественное доказательство, а не ваши воспоминания о ее содержании.

– Очень хорошо, согласен. Вырезка находится здесь.

Мейсон на мгновение заколебался, быстро обдумывая ситуацию, потом сказал:

– Ваша честь, я возражаю против приобщения к уликам и самого кошелька на том основании, что нет определенных данных, указывающих на время, когда он был брошен в воду, и его содержимого на том основании, что они не имеют отношения к делу, неуместны и несущественны, если только, разумеется, среди них нет какого-либо предмета, указывающего на владельца этого кошелька. Особенно я возражаю против оглашения этой газетной вырезки, как и любой другой, ибо возможно, что обвинение воспользуется этим, дабы посеять предубеждение в умах жюри против моей подзащитной.

– Ваша честь, – заметил Глостер, – если содержимое кошелька существенно и важно – а мы настаиваем, что это именно так, – и если в нем содержатся улики, которые защита стремится скрыть от членов жюри, то, конечно, возражение защитника не должно повлиять на решение суда о приобщении кошелька и его содержимого к вещественным доказательствам.

– Дайте мне взглянуть на содержимое, – попросил судья Кэри.

Шериф подал ему конверт.

Судья запустил руку в конверт, пошарил в нем, потом вытряхнул содержимое на свой стол, тщательно перебрал все предметы и, казалось, особенно заинтересовался именно газетной вырезкой.