Теперь, впервые попытавшись представить развитие событий, он понял, насколько странно выглядит ситуация. Убийца, по всей видимости, осведомленный о том, что в течение некоторого времени квартира будет пустая, приглашает Слизня подняться наверх. Тот соглашается, видимо, без всякой задней мысли. Затем он открывает дверь ключами, спокойно переодевается в домашний спортивный костюм Евгения и идет на балкон, где в подвесном шкафчике хранятся всякие разные гвозди, шурупы, молотки и отвертки. В том числе и топор. Получается, и про шкафчик на балконе ему тоже было прекрасно известно. А главное, про Янку, которая должна была, но не смогла в этот день забрать свою машину из ремонта. Получается…

– Бред, – повторил Евгений. – Никто не знал о том, что я пойду встречать тебя на остановку! Я и сам не знал, что выйду из дома, до тех пор, пока ты не позвонила! Здесь ничего не сходится и не может сойтись, потому что, кроме меня, никто об этом не знал! Никто, понимаешь?

– Понимаю, – ответила она как-то слишком тихо и отвела глаза в сторону. – Никто.

Он не успел еще подумать, что значат эти ее тихие слова и неловко опущенный взгляд, а незнакомое прежде чувство острой жалости к самому себе вдруг накрыло его с головой. Он едва не захлебнулся этим чувством, увидев со стороны уставшего, испуганного, растерянного и совершенно одинокого человека, в котором трудно, почти невозможно было узнать того Евгения Шевцова, который еще вчера строил планы на будущее, был полон сил и радостных надежд.

– Янка, – пробормотал он едва слышно, – ты почему на меня… не смотришь? Ты… Ты о чем сейчас думаешь, а?

Она подняла наконец глаза, и слова уже были лишними. Он почти и не слушал их, эти торопливые, ничего не значащие слова, похожие на мелкие и колючие капли дождя, суетливо бьющие в оконное стекло.

К тому, что Янка считает его убийцей, привыкнуть было невозможно. Эта боль была каждый раз новой, как хитрый вирус-мутант, против которого организм не способен выработать иммунитет. Вирус-убийца, действующий расчетливо и неторопливо. Боль прокатилась по всему телу разрядом электрического тока и застряла в горле, мешая дышать. На несколько секунд он даже совсем выпал из реальности, потеряв связь с окружающим миром и против своего желания полностью отдавшись этой боли.

Очнувшись, увидел прямо перед собой ее глаза.

Яна стояла рядом, положив ему руки на плечи, наклонив лицо, окутывая его горячим шепотом.

«Как ветер в пустыне», – подумал он, отстраняясь.

– …ведь ты же понимаешь, что я тебе не чужая! Я все, все готова с тобой разделить, и это тоже… Но пойми, мне тяжело от твоего молчания, Женя! Я хочу тебе помочь и не могу, потому что ты мне не позволяешь! Почему ты мне не позволяешь? Почему ты отрицаешь то, что и так совершенно очевидно? Зачем этот дурацкий, никому не нужный фарс? Да черт бы с ним, с этим алкоголиком, с этим никому не нужным забулдыгой! Думаешь, мне его жалко? Думаешь, я стану тебя осуждать? Давить на тебя? Ты ведь еще тогда, в подъезде, чуть не убил его… Я же помню твои глаза в тот момент, я знаю, если бы тебя вовремя не оттащили, ты бы еще тогда… Еще тогда, слышишь?

– Слышу. Не глухой, – ответил он, поднимаясь с табуретки. Внезапно навалилась усталость, сковала движение и затуманила мысли. – Ты извини, Янка, я пойду спать. Устал как собака. Да и поздно уже, ты тоже ложилась бы. Завтра на работу.

– Женя! – ахнула она ему вслед.

Он обернулся. Ему до последней секунды казалось, что он выдержит. Что сможет спокойно выйти из кухни, думая о предстоящей завтра планерке, о новом проекте гостиничного комплекса, о том, что стены в прихожей выкрашены в персиковый цвет, что нужно будет не забыть завтра выбросить дурацкие шарики, что президент Украины распускает Верховную Раду, что летнюю резину на «Ниве» скоро уже пора будет заменить на зимнюю…

Он обернулся и вдруг почувствовал, что больше уже не в силах сохранять спокойствие, потому что изнутри поднимается обжигающая волна той самой боли, которая сводит его с ума. В глазах потемнело, а пальцы сжались в кулаки от ярости и собственного бессилия.

– Я его не убивал! – прогремел он на всю квартиру, срывая голосовые связки. – Не убивал! А если бы убил, можешь быть уверена, сообщил бы тебе об этом в первую очередь! И мне плевать, что ты там увидела в моих глазах полгода назад! Мне плевать, что было бы, если бы меня тогда вовремя не остановили! И на все твои логичные версии тоже плевать!..

Он долго еще кричал, без конца повторяя одно и то же, и замолчал лишь в тот момент, когда разбившийся о стену заварочный чайник разлетелся на осколки у Яны под ногами.

«К счастью, – промелькнула горькая мысль. – Посуда бьется к счастью».

Несколько минут он тупо стоял у стола, молча глядя, как Яна собирает с пола разноцветные, отливающие перламутром осколки. Чайник был старый-престарый, из маминого французского сервиза, который подарили им с отцом на десятилетие совместной жизни. Мама наверняка расстроится, когда узнает, что он его разбил. И может быть, даже заплачет из-за чайника.

Смешно…

– Извини, – пробормотал он невнятно. – Сам от себя не ожидал.

Яна не ответила.

Лежа вниз лицом на продавленном спальном диване, Евгений еще долго слушал, как она собирает осколки. Боль постепенно отпускала. Или скорее всего она просто затаилась, набирая сил для новой атаки. Может быть, последней, победной…

– Женя, – раздался где-то совсем близко ее ровный голос. Евгений не услышал и даже не почувствовал, как она вошла в комнату. И не отозвался. – Женя, ты лучше сходи в аптеку и на самом деле купи эти таблетки, которые тебе выписали. В любом случае сейчас самое главное – успокоиться. И тебе, и мне.