– Обязательно передам привет. Жень, только ты обещай мне…

– Обещаю. Я обязательно подумаю над тем, кто и зачем это мог сделать. Я правда над этим подумаю. И может быть, даже до чего-нибудь додумаюсь. И тогда тебе сообщу. Ага?

– Ага, – кивнула Лена.

Она стояла возле двери, на лестничной площадке, поджидая, когда приедет лифт и увезет от нее Женьку.

Двери, громыхнув, разъехались в разные стороны.

– Ну пока, – сказал он, обернувшись, но в лифт почему-то не зашел.

Лена ждала продолжения.

И оно последовало – уже после того, как двери лифта снова закрылись, а Женька почему-то так и остался стоять на площадке.

– Лен, скажи, только честно… Для меня это очень важно… Скажи, ты ведь не думаешь, что… что это я его убил?…

Ветер за окном кружил потемневшими мокрыми листьями. Улицы были на удивление пустыми. Как будто совсем не будничный вечер тихо прощался с городом, а какое-нибудь сонное воскресное утро только еще собиралось лениво выползти из-за темного, усыпанного блеклыми предрассветными звездами горизонта.

Час назад он ехал по этим же улицам, только в противоположную сторону, со скоростью, максимально допустимой на загруженной машинами и городским транспортом дороге. Сейчас же стрелка спидометра едва заметно трепетала в районе отметки шестидесяти километров. Торопиться было некуда. Хотя там, дома, давно уже ждала его вернувшаяся с работы Янка. И он прекрасно знал, как тяжело ей сейчас находиться одной в пустой квартире, где воздух до сих пор пропитан запахом внезапно случившейся смерти – необъяснимой, а оттого страшной вдвойне. Он знал и снова ругал себя за малодушие, но все же поделать с собой ничего не мог и всеми силами оттягивал момент возвращения. Как будто боялся снова, встретившись с ней на пороге, заметить в ее взгляде страх и недоверие, услышать этот страх в ее голосе, почувствовать во время прикосновения.

«Ерунда. – Он попытался отогнать неприятные мысли, призвав на помощь силу разума. – Ерунда все это. На почве нервного расстройства, сказала же Ленка, и не такое может привидеться. Она слишком хорошо меня знает, она… Она же любит меня, в конце концов! Она родная мне, она не может во мне сомневаться!»

Остановившись возле табачного киоска, он вышел, чтобы купить пачку сигарет. И снова ему показалось, что пожилая женщина, выглянувшая из окошка, посмотрела на него как-то странно и взяла из его рук деньги с непонятной брезгливостью, а потом, рассчитавшись, слишком резко задвинула створку окошка. Как будто и в самом деле картины вчерашнего вечера отпечатались у него в сетчатке глаз, и теперь каждый, заглянув туда, может увидеть такое, что заставит его отшатнуться, испугаться…

Только Ленка, кажется, ничего такого не заметила. Одна-единственная из огромной и враждебной теперь ему толпы людей. Смотрит по-прежнему глазами девчонки-первоклассницы, и в самой глубине этого взгляда все еще светятся искры первой юношеской любви… Или ему показалось? Ведь столько лет уже прошло, и на стене в Ленкиной комнате висит фотография в деревянной рамке, где большой мужчина обнимает ее большими и сильными руками, а в ванной на полочке аккуратно лежат его бритвенные приборы, дожидаясь, когда хозяин вернется из командировки. И Ленка дожидается вместе с ними своего Сашку…

Странное и непонятное чувство шевельнулось в душе. На ревность почти не похожее, оно, скорее, походило на ощущение грусти в тот момент, когда давно ушедшее детство напоминает о себе любимой когда-то игрушкой, обнаруженной в руках пятилетнего племянника. Смотришь на нее и совершенно отчетливо осознаешь вдруг, что это навсегда. Что часть жизни прожита, неотвратимо прожита, и ничего ты уже с этим не поделаешь.

«А ведь ему повезло», – отстранение подумал Евгений, отчетливо вспомнив лицо на фотографии и руки, так бережно и в то же время так по-хозяйски обнимающие Ленкины плечи.

Мысль промелькнула и улетучилась. Он вошел в подъезд, который показался ему теперь каменной ловушкой. Хлопок железной двери прозвучал резко и безнадежно, как приговор, тихое поскрипывание кабины лифта царапнуло по нервам, в висках застучало, как будто вся тяжесть десяти этажей придавила его сверху. Путь наверх показался мучительно долгим, и все мысли были только о том, что вот вчера, примерно в это же время, в этой же самой кабине лифта, он поднимался вместе со Слизнем, и тот был абсолютно живым…

Рано или поздно кто-нибудь из соседей задумается, куда же подевался пьянчуга из однокомнатной квартиры на девятом этаже. Позвонит в дверь и, не дождавшись ответа, заподозрит неладное. Вызовет милицию, как водится, и труп быстро обнаружат. Рано или поздно это все равно случится…

Евгений открыл дверь ключами и, едва переступив порог, наткнулся на укоризненный взгляд Яны.

«Черт!» Сердце сжалось при мысли о том, что он даже не позвонил ей, не предупредил, что задержится, и что ехал от Ленки слишком медленно. Непозволительно, непростительно медленно.