– У меня новое лицо, папа. Меня слепили заново из того немногого, что осталось от твоего Антона после катастрофы. Это сделал отец вот этой самой девушки. Они приняли меня в свою семью, дали мне все возможное и заменили всех тех, кого я был лишен.

Старик растроганно обернулся к Дине, и та поклонилась ему медленным, изысканным восточным поклоном. А Антон тем временем, не давая ему времени опомниться, продолжал:

– Папа, давай восстановим кое-что. У меня были проблемы с памятью – полная амнезия. И сейчас мне многих сведений не хватает. Ты только не удивляйся: я буду задавать тебе вопросы, самые разные. Хорошо?

Николай Васильевич кивнул головой и, подчиняясь хаотичным расспросам сына, рассказал ему про «металл с памятью», про то, что слышал об изобретении Лаптева, и о том немногом, что знал от Светланы и Сергея, от Насти, от немногих коллег Антона, с которыми виделся на поминках… Он подробно поведал историю о том, как Света и Сергей ездили в Китай, как отчаянно он расспрашивал их по возвращении о том молодом выжившем парне, случайно выжившем, как хотел сам его увидеть, надеясь, что, может быть, это все-таки и есть Антон, которого он смог бы выходить. Но Сергей уверял, что это был явно нерусский человек, определенно азиатского типа, да еще и с какой-то странной татуировкой. И было бы большой глупостью делать вид, что они его узнали, лишая тем самым настоящих родственников счастья найти своего собственного сына или внука, живого и невредимого… Николаю Васильевичу ничего не оставалось, как отступиться. Теперь-то он понимает, что его сердце надеялось не зря, но тогда… Ох, если бы вернуть все назад!..

Антон не стал ничего скрывать и рассказал отцу всю правду о своем бывшем друге. Сергей отлично видел, что лежавший перед ним в коме человек был европеец, более того, он прекрасно знал об этой татуировке – знал единственный из всех! – и даже сам отвел его к мастеру. А Светка… что ж Светка? Она никогда не любила мужа, внутренний голос не мог подсказать ей. Да к тому же татуировка, видимо, сбила ее с толку – вряд ли Сергей поделился с ней этим секретом… Нет, Пономарев не стал бы рисковать: он твердо и решительно вычеркнул Антона из списка живых.

Отец с сыном проговорили почти до утра. Антон переводил для Дины самые важные места беседы. Девушка сидела, затаив дыхание и время от времени вытирая слезы, бережно прикасаясь то к руке своего дорогого Ло, то к старой, покрытой коричневыми пигментными пятнами руке будущего свекра.

Антону казалось, что в его сознании сложились вместе все недостающие части головоломки. То, что с ним случилось – не просто насмешка судьбы, это еще и человеческий замысел. Произошло предательство. Предатель – его лучший друг, укравший у него все: жизнь, имя, жену и сына, любимое дело и даже деньги. Деньги – самое малое из всего перечисленного, но именно ради них, видимо, и затевалась эта невеселая шутка с неузнанным, забытым в китайской больнице человеком.

Утром они позавтракали в столовой клиники; Николай Васильевич оформил у администратора питание на своих гостей – им нужны были силы, чтобы определиться, как жить дальше. Антон пока еще не представлял всего алгоритма дальнейших шагов, но главное ему было уже известно и вселяло некоторый оптимизм: Дина по-прежнему с ним; отец жив; сын здоров и учится в спокойном и безопасном месте.

Самым темным вопросом оставалась пока судьба фирмы и принадлежавших ему средств. Надо было найти кого-нибудь из старых коллег, восстановить свой прежний статус. Но легко ли это сделать человеку с измененной внешностью и документами на другое имя? К тому же он совсем не помнил, как делился по первоначальным условиям капитал, как планировалось распределять прибыль, где хранились основные документы…

Они продолжали разговаривать после завтрака уже в комнате Житкевича-старшего и вновь не заметили, как пролетел за разговорами день. Но когда на лес за окном спустились майские сумерки, в дверь вдруг торопливо стукнули, и она быстро приоткрылась. «Николай Васильевич, вы дома?» – прозвучал негромкий ласковый голос, и на пороге показалась тонкая девичья фигурка, затянутая в джинсы. Рассыпанные по плечам каштановые волосы, широко распахнутые глаза, спортивный рюкзачок на плече…

Девушка быстро вошла в комнату и с недоумением оглядела незнакомую компанию. Антон узнал ее сразу же, как только она переступила порог; ее появление оказалось тем недостающим звеном, которое замкнуло цепь его воспоминаний. Память высветила и лицо профессора Лаптева, и давний разговор о его изобретении, и переданный ему на определенных условиях патент…

– Настя! Настюха! – вырвалось у Антона, и он бросился обнимать ее.

Девушка недоверчиво отстранялась от незнакомца, Дина ревниво хмурила брови – Ло никогда не упоминал ни о какой Насте! – и эта сцена, видно, затянулась бы надолго, но тут хохотом разразился Николай Васильевич. Он кинулся спасать девушку от медвежьих объятий сына.

– Довольно, довольно! – повторял он. – Отпусти ее, раздавишь!

Настя пристально посмотрела на незнакомца, потом перевела взгляд на старика. Заметив его сияющие глаза и решив, что опасности больше нет, решительно потребовала:

– Николай Васильевич, выручайте! Ничего не понимаю, ничего не могу осмыслить. Это кто?

– Только не падай в обморок, Настена. Это Антон. Наш Антошка! – голос отца звенел от счастья, а девушка, оцепенев и перестав понимать вообще что бы то ни было, затаила дыхание и впилась глазами в незнакомые черты.

Антон решил, что пора вмешаться.

– Настенька, милая, твой дедушка просил меня за тобой присматривать, да вот, к сожалению, мне пришлось незапланированно задержаться в Китае, – с мягкой улыбкой сказал он. – Прости, что так надолго. Рассказывай, как ты тут без меня, как твоя учеба, твои друзья?