— Какой совет вы дали бы начинающему?

— Совет…

Я не могу оторваться от мужчины в дверном проеме. Кошусь на сестер. Они ничего не замечают. Мама? И подавно. Тетя? Она ведь его видела там, на улице. Я впиваюсь в нее взглядом. Она улыбается мне. «Я тоже причастна», — написано у нее на лице. Моя семья гордится мной.

Голос ком-дир обнадеживает: скоро конец моей пытке.

— Я думаю, пора перейти к раздаче автографов.

Я опять смотрю на своих. Они машут мне.

— Встретимся в ресторане, — старательно выговаривает губами мама.

А мужчина исчез. Люди тянутся к выходу. Проходят друг за другом в дверной проем, где простоял всю встречу «Он».

— Можно сфотографировать?

— Конечно.

Я улыбаюсь в объектив.

— Кристиане и Франсуа.

Я расписываюсь на визитной карточке.

— Успех, — шепчет мне ком-дир.

— Да, да… успех.

Я выбегаю из магазина, как воровка. На ходу киваю пресс-атташе, которая протягивает мне поводок приплясывающего Тото. Упс! Чуть не забыла про ком-дир. Возвращаюсь.

— Все было прекрасно.

— Да, прекрасно.

Я верчу головой во все стороны. Бутылочно-зеленый свитер… Шерстяной… Бутылочно-зеленый…

У выхода припозднившиеся зрители в последний раз щелкают фотоаппаратами. Снимки наверняка получатся нечеткими, ведь я так верчусь… Нигде не видно бутылочно-зеленого свитера.

Мама? Сестры? Они уже уехали на день рождения.

— Ты узнала его?

В голосе Анжелы паника. Лицо такое же, как в тот давний день неудачной первоапрельской шутки.

Он не дождался меня.

— Ресторан далеко? — спрашиваю я, как только тетя включает зажигание.

Мне нельзя терять ни минуты. Я так запыхалась…

— Четверть часа езды.

— Могла бы мне раньше сказать…

— Я боялась, ты запаникуешь…

— Четверть часа?

Мне кажется, это не меньше полутора часов.

— На самом выезде из города.

Анжела думает, что пора бы мне успокоиться.

— Зачем он приходил?

— Понятия не имею.

— А ты его сразу узнала?

— Да. Ты могла бы мне сказать… «Он» ушел… Зачем «Он» вообще приходил? Почему «Он» не дождался меня?

Анжела не знает, куда деваться. Поглаживает мою нервно вздрагивающую коленку.

— Пристегнись, — тихонько говорит она.

И правда, я не пристегнута. А «мерседес» у нас законопослушный. Надо пристегнуться, и быстро. Он не перестанет звонить, пока я не буду накрепко прикручена к сиденью.

— Ох, эти машины!

Я проклинаю новые транспортные средства, которые давят на психику хуже полицейских. И так нервничаю, что мне никак не удается пристегнуть окаянный ремень и угомонить машину.

Все, заткнулась наконец. Анжела газует. Я смотрю на дорогу — она будто разматывается из-под колес. Мне хочется поскорее оказаться в ресторане. Коленка все вздрагивает, я не могу с ней совладать — она живет своей жизнью.

— Вон! Вон «Он»! — вдруг кричу я, когда машина наконец трогается с места, и показываю пальцем на мужчину в бутылочно-зеленом свитере.

«Он» идет по площади, а наша машина сворачивает в переулок.

— Черт! «Он» уходит!

— Развернись, — велела я Анжеле.

Анжела не сказала ни слова. Молча развернулась.

— Ох! Красный свет, будь он неладен!

Я вышла из себя. Требовала, чтобы Анжела ехала быстрее! «Он» уйдет, уйдет! Я хотела удостовериться. Я плохо его разглядела.

Мы вернулись на площадь. «Притормози!» Анжела притормозила. Мы ездили по кругу. Обшаривали площадь взглядом. Меня трясло. Бутылочно-зеленого свитера нигде не видно… Не видно светлых волос цвета пшеницы…

Анжела вконец расстроилась. Загорелся зеленый свет, она медлила. Сзади гудели, поторапливая. Машина увозила меня оттуда, где я больше всего хотела остаться.

— Едем в ресторан? — решилась Анжела.

— Черт… Э… да.

Я вылетаю, хлопнув дверцей «мерседеса», как только он заезжает на стоянку ресторана. «С днем рождения, бабуля» — большими буквами висит на двери «Славного уголка» (приемы, свадьбы, семинары).

— А собаку свою ты оставишь в багажнике?

Анжела не знает, как ко мне подступиться.

От меня только что током не бьет.

Вся моя родня уже в сборе. Двадцать два бабушкиных внука и двенадцать правнуков — шуму-то от них, шуму!