На следующее утро читатели одной из ведущих местных газет увидели в разделе «Потеряно и найдено» странное объявление:

«Найден молитвенник в красном кожаном переплете с серебряными застежками и монограммой “ДЧ”.

Адрес: Голубая цапля, П. О. № 1121».

Это объявление появлялось ровно неделю в одном и том же столбце газеты, но на него никто не отозвался.

Мадам Жозен была креолкой полуфранцузской-полуиспанской крови. Резкая в движениях, мускулистая, мадам была некрасива: большие черные глаза навыкате, нос клювом, узкие губы (когда она молчала, они казались обрывком красной ниточки). Однако она умела придать своему лицу привлекательное выражение, возводя, будто с мольбой, глаза к небу. Надо сказать, мадам довольно часто прибегала к этой уловке. Глядя в такую минуту на ее кроткие бархатистые глаза, никто бы не поверил, что характер у мадам прескверный. Впрочем, хватало одного взгляда на нижнюю часть лица – вас тут же охватывало чувство отвращения к старой креолке.

У мадам Жозен были две слабости: она очень любила негодяя сына и страстно желала, чтобы все знакомые хорошо отзывались о ней. Тому, что она упорно старалась составить себе репутацию уважаемой женщины, удивляться не стоит. Ведь на ее долю выпало много испытаний.

Когда она была молода, ей предрекали завидную будущность. Как же иначе? Она была единственной дочерью зажиточного местного булочника по фамилии Бержеро. В наследство от родителей ей досталось большое состояние. Выйдя за дурного, но смекалистого человека, увлеченного политикой, мадам Жозен в первый год замужества была довольно счастлива и все мечтала поскорее зажить как знатная дама. Увы, мечты ее не сбылись – у мужа оказался бешеный нрав. У них начались ссоры. И как-то в гневе муж столкнул ее с лестницы. Мадам Жозен сломала ногу и навсегда осталась калекой. Вскоре на нее обрушилось другое горе – мужа уличили в тяжких преступлениях и приговорили к пожизненному заключению. Через какое-то время он умер в тюрьме, оставив жену и маленького сына нищими. Ей пришлось работать ради куска хлеба. Из важной дамы она превратилась в прачку. Но стирала она тонкое белье и поэтому смогла снять приличную квартиру на окраине Нового Орлеана.

Как же горевала бедная вдова! Легко ли было мириться с таким положением? Муж окончил свои дни преступником, от состояния ничего не осталось, сама она, состарившаяся, хромая поденщица, нередко голодала целыми днями. А тут еще неприятности за неприятностями из-за Эраста, который, по-видимому, унаследовал от отца только пороки и считался в городском училище первым негодяем; товарищи и соседи старались держаться от него подальше. Из-за сына мадам пришлось переезжать – все дальше и дальше от районов, где жили зажиточные люди. И наконец она очутилась в беднейшем предместье – Грэтне.

Мадам Жозен занимала одноэтажный домик, где имелось всего две просторные комнаты и каморка, служившая кухней. Вход был прямо с улицы – в дом вели две ступеньки перед дверью, выкрашенной зеленой краской.

В тот вечер, о котором мы повествуем, мадам Жозен в черной юбке и белой кофте сидела у себя на крыльце и беседовала с соседками. Дом, где она жила, выходил на улицу, спускавшуюся к парому. Из-за хромоты мадам Жозен не могла пойти на пристань и посмотреть на пассажиров, а потому удовлетворяла свое любопытство, наблюдая за проходившими по улице приезжими со ступенек крыльца.

Июльский вечер был душным. Мадам Жозен чувствовала какую-то странную усталость, и настроение у нее было прескверное. В тот день ей не повезло: она не угодила жене богатого местного купца Жубера, отдавшей в стирку кружева; заказчица выбранила мадам Жозен и отказалась принять работу. А деньги были так нужны!

– Уж я тебя проучу, гордячка! – ворчала себе под нос мадам Жозен. – Кружева твои будут чистенькие, так и быть, но они расползутся, как только ты их наденешь!.. Ох, как я устала! Как хочется есть! А в доме, кроме кофе да холодного риса, ничего нет!

Соседки разошлись; оставшись одна, мадам принялась зевать. Она зевала, качала головой и сокрушалась – ну почему она хромая! А то бы сбегала на станцию, на людей бы посмотрела!

В эту минуту раздался гудок подъезжавшего поезда.

– Немного сегодня приехало, – проговорила мадам Жозен, наблюдая за небольшой группкой пассажиров, с дорожными мешками и узлами спешивших по улице, мимо ее дома, к перевозу.

Спустя несколько минут – уже стало темнеть – улица опустела.

– А это еще кто? – удивилась мадам Жозен, увидев даму в трауре и маленькую девочку, подходивших к ее дому. – Наверняка приезжие, но почему они не торопятся? Паром без них уйдет... Ведь опоздают!

Мать и дочь были в нескольких шагах от дома. Девочка тащила в одной руке высокую, узкую корзину, а другой крепко держалась за мамино платье. Обе путницы казались растерянными. Мать хотела было идти дальше, но девочка удержала ее.

– Остановимся здесь, мама, отдохнем! – сказала она умоляющим голосом.

Дама в трауре подняла вуаль и тут только заметила мадам Жозен, вперившую в нее взгляд.

– Позвольте нам отдохнуть здесь немного, я совсем без сил, мне дурно... – проговорила слабым голосом молодая женщина. – Не дадите ли мне стакан воды?