– Вы мне не доверяете? – понял Стас.

Хасан усмехнулся:

– А ты захочешь один выполнять работу шести институтов? Да еще – став сказочно богатым человеком? Не думаю, Станислав, не думаю!

Работа позволяла Стасу отвлечься от изматывающих раздумий. Она была тем единственным, что связывало молодого человека с собственным прошлым, единственным, что не изменилось и не потеряло значимость после ночи с восемнадцатого на девятнадцатого декабря. Блуждая по лабиринтам логических построений, прислушиваясь к шепоту своей интуиции, блистая гениальными решениями или ломая голову над самыми заурядными тупиками, Стас забывал, что мир его детства и юности оказался мифом, что все, что он выбирал, любил, ценил, во что верил и к чему стремился, стало чужим и ненастоящим: иллюзией, внушаемой шести миллиардам жителей планеты двадцатью пятью мужчинами и одной женщиной.

Но, стоило Стасу выбраться из подземной лаборатории, мысли атаковали его с новой силой, мешали наслаждаться жизнью и мечтать о будущем. Нельзя сказать, чтобы Стас жил плохо, скорее, наоборот – он никогда еще не чувствовал себя настолько важным и востребованным. Целый штат работников дворца думал лишь об одном – как порадовать особого гостя Хасана; за Стасом присматривали самые красивые девушки из разных уголков мира; ему делали массаж, готовили восстанавливающие ванны, приносили напитки и фрукты, развлекали шутками, разговорами. В свободное время для него всегда находились партнеры в теннис, волейбол или в водное поло – команды и болельщики собирались как по мановению волшебной палочки, стоило лишь спросить, нет ли желающих. Четыре персональных тренера – по бодибилдингу, йоге, виндсерфингу и дайвингу, похоже, занимались одним лишь Стасом и бездельничали всегда, когда молодой человек не нуждался в их помощи. Повара готовы были приготовить любое блюдо, какое Стас мог придумать. Диджеи на дискотеке – поставить любую мелодию. Отдыхающие – уступить любой спортивный снаряд, водный мотоцикл, место у барной стойки…

Остров жил в атмосфере непрекращающейся феерии. Молодежь прожигала жизнь, наслаждалась прелестями неограниченной деньгами и заботами свободы. Стас, который шесть часов в день работал, не был для них своим, но пользовался особыми привилегиями. Согласно распоряжению Хасана, он не избегал развлекательных программ, занимался спортом, посещал бары и дискотеки… Но по сути – лишь для того, чтобы не оставаться одному, наедине с самим собой и своими переживаниями.

Потому, что, не смотря на комфортную обстановку, Стас все сильнее ощущал тоску по дому и тому времени, когда просыпался с мечтой о будущем. Страсть к предавшей его Юлии остывала, а новая одержимость не спешила занять место старой. Что касалось иллюзий, то в предсказуемом, живущем по заданной программе мире, им попросту не осталось места. Утро наступало потому, что должно было наступить. За утром следовал день, за днем – вечер, за вечером – ночь. Днем Стас работал, прерываясь на второй завтрак, обед, полдник и «восстановительные» процедуры. Вечером гулял вдоль моря, катался на доске с парусом, следил из-за столика бара за флиртующей друг с другом молодежью. Когда слипались глаза, шел спать, стараясь не думать – завтра не обещало ничего нового или особенного. Когда не спалось, смотрел на Луну и звезды, ощущая себя ничтожным, потерянным и пропащим…

Прошел Новый Год – без елки, деда Мороза, друзей, родителей. Праздничная ночь ничем не отличалась от любой предыдущей: те же шум и веселье дискотеки, то же изобилие вкусной пищи, та же бесплатная выпивка, та же тоска однообразия и безысходности.

Хасан появлялся на острове не чаще двух-трех раз в месяц. Никто, включая родную дочь, не знал, когда правитель прибудет и когда вновь улетит по неотложным делам «первостепенной важности». Если у Стаса к визиту Хасана накапливались готовые процедуры, Посвященный спускался в лабораторию, изучал текст, всматривался в непредназначенный для «ручного» осмысления набор команд, вслушивался во что-то неслышимое в воздухе, удовлетворенно кивал и уносил результат с собой. Стас понятия не имел, что Хасан видел в многостраничном наборе цифр, не знал, что происходило дальше с его программами, не получал новостей о том, как развивалось сражение между членами Совета «Хозяев». Солнце вставало и заходило. Остров, да и весь мир, жили прежней, размеренной жизнью. Люди не готовились к переменам – они не могли ни заметить их, ни почувствовать, ни понять…

Единственной, кто выбивал Стаса из глубокой колеи каждодневного ритма, была Зара. За все время пребывания программиста на острове дочь Хасана едва обмолвилась с ним несколькими фразами, но поведение мулатки не укладывалось ни в одну знакомую Стасу формулу, служило исключением из правил, формирующих мировоззрение молодого человека. Зара все делала не так: не так общалась с людьми, не так реагировала на шутки, не так ходила, не так смотрела. Там, где она появлялась, словно включали громкоговоритель, который играл совершенно иную мелодию, нежели та, под которую двигались остальные. При этом Зара никак не акцентировала на себе внимание, ни от кого ничего не требовала и жила какой-то глубокой внутренней жизнью, где остальные люди если и существовали, то только в качестве диковинных декораций. В ее собственном мире Заре было весело, интересно и уютно вне зависимости от погодных и социальных условий мира снаружи. И Зару любили – от души и без слов – просто смотрели ей вслед с улыбками взрослых, которым напомнили об их сладком далеком детстве.

Как-то вечером, в конце февраля, когда Стас в одиночестве сидел на краю причала и смотрел на горизонт, озаряемый последними розовыми лучами заката, к нему подсела Зара – как всегда, не спрашивая разрешения и не раздумывая, уместно ли будет ее присутствие. На этот раз мулатка пришла не «туда же, где Стас», а именно к Стасу. А ее темные глаза смотрели с сочувствием и интересом.

– Зачем ты страдаешь? – совершенно неожиданно для Стаса поинтересовалась девушка.

Ее вопросы ставили молодого человека в тупик не меньше, чем ее поведение!

– Может, ты хотела спросить «от чего»? – В этот вечер Стас действительно страдал, не борясь, а упиваясь своей депрессией.

– От чего я итак знаю: от мыслей. Я спрашиваю «зачем»?

Стас усмехнулся:

– Мысли появляются не на пустом месте! Правильнее спросить: «от чего».

– Мысли могут быть любыми, – возразила девушка. – Человек сам выбирает, о чем ему думать. Какая мне разница, что ты выбрал? Мне интересно: зачем ты это сделал? Я и спрашиваю: зачем ты выбрал то, от чего тебе плохо?

– Хочешь сказать, что если мне плохо, я должен думать о чем угодно, но не об этом? Словно шизофреник, внушать себе то, чего нету на самом деле?

– А тебя волнует, как это назовут другие? Если человек думает о хорошем, ему хорошо. А если ему хорошо, что еще важно? Жизнь – все, что у тебя есть. Если она кажется тебе хорошей, значит – она хорошая!

– Ну… – Стас вздохнул, удивляясь, как еще простота этого ребенка позволила ей дожить до такого «сознательного» возраста. – Иногда не думать о плохом невозможно!