по команде старших матерей начался праздничный пир.

Перед началом пира в неглубокую могилу опустили Уллу и с ним вещи,

которыми он владел. В яму положили копье, кремневый нож и палицу. Балла

возвратила ему ожерелье, которое он надел на нее весной. Туда же бросили

турий рог, из которого он пил, и сумку, с которой ходил на охоту. Затем

всунули в руки кусок мяса хуммы, чтобы он не завидовал пирующим. После

этого его торопливо засыпали песком, чтобы его тень-двойник не вмешивалась

в дела живых. Как только могила была засыпана, все вздохнули с

облегчением. Целый год после похорон Уллы имя его никто не будет

произносить вслух, чтобы тень покойника не подумала, что ее зовут, и не

вышла из могилы. Пусть себе остается под землей и не пугает живых.

Пир начался угощением обеих заклинательниц. Им дали крови и кусочек

хобота, чтобы сделать еще могущественнее силу их заклинаний.

Мужчины спускались в ловушку и выносили оттуда вырезанные куски

жирного горба мамонта. Они оделяли салом всех, но прежде всего женщин и

детей. Большинство сидели рядом со своими женами: Ао — с Кандой, Волчья

Ноздря — с Цакку, на подбородке которой по-прежнему сиял перламутровый

кружочек. Выросший и возмужавший Уа тоже получил хороший кусок. Он подошел

с ним к Балле, которая сидела в сторонке со своим мальчиком на руках и

улыбалась.

Они делили по-братски куски мяса. Балла была голодна и ела с

жадностью. Оба смеялись.

Переселение

После той большой облавы, которая дала дружеским родам Красных и

Черно-бурых Лисиц большого мамонта, растревоженное стадо хуммов ушло от их

становища.

Бродячие стада северных оленей также стали обходить стороной

беспокойное место. Чикчоки никогда не отличались большим умом, но память у

них была неплохая. Изумительное оленье чутье извещало зверей о близости

двуногих за много километров, когда ветер тянул со стороны их землянок. То

же можно сказать и о турах, косулях и о других копытных. Даже птиц вблизи

становилось все меньше и меньше. Весенние набеги ребят на их гнезда и сбор

яиц из года в год заметно убавляли густоту птичьего населения.

С каждым годом в поселках Большой реки жить становилось труднее. Все

чаще жители обоих поселков ложились спать голодными. Старики заметно

слабели. Напрасно старухи бормотали свои заклинания. Напрасно Матери

матерей выходили по утрам и манили худыми руками со всех четырех ветров

далекую упрямую дичь. Напрасно охотничьи ватаги рыскали по речным берегам

в поисках желанной добычи.

Удача все реже и реже выпадала на их долю. Несмотря на отвращение,

старикам приходилось утолять свой голод рыбой. Они протыкали ее острой

палкой и обжаривали над огнем вместе с кожей и чешуей.

Совсем расхворалась старая Ло. Сердце ее мучительно билось при каждом

усилии. Одышка не покидала ее. Наконец она велела позвать всех дочерей и

старших внучек и объявила: она хочет переселиться в подземные луга. Там ее

младшие и старейшие родные — те, что уже раньше покинули поселок. Все

выслушали ее в полном спокойствии. Скоро весь поселок был занят

приготовлениями к переходу в подземные луга больной матери Ло.

Позади землянки, у самой стены, мужчины вырыли длинную яму: три шага

длиной и глубиной около метра. Когда яма была готова, в нее положили

олений мех и посыпали зеленой хвоей то место, на которое будет положена

Ло.

Женщины наделали берестяных кружек, положили в них немного рыбы,

кусочки сырого мяса, ракушек и орехов. Старуху завернули в мягкую шкуру и

бережно опустили на дно могилы. Около стенок ямы расставили берестяную

посуду, чашку с водой и разложили украшения — те, что при жизни особенно

любила Ло. В ногах в небольшую ямку насыпали горячих углей из большого

костра. Дети набрали разных грибов и ягод.

Все тело Матери матерей посыпали порошком красной охры и заложили

могилу толстыми ветками елок. Веток накидали так много, что они