Вот сидят же люди спокойно на месте…

Пошла к себе в гостиницу.

Швейцары куда-то исчезли. Большинство номе­ров пусты, с настежь открытыми дверями.

Только что поднялась к себе — стук в дверь.

Влетает знакомый москвич X.

— Я второй раз забегаю. Нет ли у вас денег? Все

банки закрыты, нам не с чем выехать, жена в отчаянии.

— Куда вы едете?

— Мы сегодня вечером на «Шилке» во Владиво­

сток. А вы куда?

— Никуда.

— Вы шутите! Вы с ума сошли! Оставаться в го­

роде, который обещали отдать бандам на разграб­

ление. Говорят, Молдаванка уже вооружена и ждет

только, когда все войска отойдут, чтобы ринуться

на город.

— Куда же мне деваться?

— Мы были уверены, что вы давно уже устрои­

лись. Едемте с нами на «Шилке» во Владивосток — у

нас есть пропуск. Мы и вас проведем.

— Хорошо. Я с радостью.

— В таком случае ровно в восемь часов вечера

будьте с багажом на пристани.

— Помните же — ровно в восемь.

— Ну конечно. Поцелуйте Лелечку.

Теперь, когда мой отъезд устраивался, я почув­ствовала, как мне, в сущности, хотелось уехать. Те­перь, когда можно было спокойно думать о том, что меня ждало, если бы я осталась, мне стало страшно. Конечно, не смерти я боялась. Я боялась разъя­ренных харь с направленным прямо мне в лицо фо­нарем, тупой идиотской злобы. Холода, голода, тьмы, стука прикладов о паркет, криков, плача, вы­стрелов и чужой смерти. Я так устала от всего это­го. Я больше этого не хотела. Я больше не могла.

16

Открыла окно.

Где-то на боковой улице стреляли.

Уложила вещи. Спустилась вниз.

В вестибюле стало спокойнее. У стен еще оста­лись кое-какие чемоданы, но суетни не было. Даже отельная прислуга куда-то исчезла. У парадного крыльца вертелся мальчишка-рассыльный.

— Кто это стреляет? — спросила я.

— А это шпекулянтов пугают.

— Каких спекулянтов?

— А которые валютой торгуют. Их там множе-

ство на улице — зайдите за угол, так увидите. Отъез­жающим валюту продают, ну вот в них и палят.

Мальчишке, видимо, нравилось, что палят.

Я вышла на улицу, заглянула за угол. Действи­тельно, там, подальше, группировались кучками ка­кие-то люди, о чем-то толковали, махали руками.

Раздавался выстрел — группы медленно расплы­вались и быстро собирались снова.

— Туда не ходите. Подстрелют, — остановил

мальчишка.— А там, налево, тоже не пройти. Там

кордон.

— Почему?

— А хочут грабить нашу «Международную» и

«Лондонскую». Здесь самая нажива: буржуи и ино­

странцы. Сюда прежде всего придут.

Вот так история!

— А много еще жильцов осталось в отеле?

— Очинно мало. Почитай что никого нет. Все

выехали.

Я решила пройти на пристань, разыскать, где стоит «Шилка», чтобы потом легче было ее найти, когда приеду с багажом.

Дорога к морю оказалась свободной.

На пристани пусто.

Подальше на рейде суда: «Херсон», «Кавказ» и иностранцы.

Среди пришвартованных к пристани барок разы­скала «Шилку». Маленькое суденышко. Неужели оно пришло из Владивостока, пересекло Индийское мо-ре?

На «Шилке» ни души. Из трубы дыма не видно…

Ну, значит, успеют к вечеру наладить.

Заметив хорошенько место, пошла домой.

Попробовала созвониться по телефону с друзья­ми. Телефон не действовал.

Разыскала своего приятеля — швейцарова маль­чишку — и вместе с ним стащила вниз багаж.

— А найду ли я извозчика?

— Извозчика-а? Ну, это, знаете ли, того-с. Это

надо у пристани караулить и ловить порожняка. А

в городе не найдете.

Столковались с мальчишкой, чтобы он пошел на пристань и заказал извозчика к семи часам, лучше приеду пораньше. X. будут ждать и волноваться.

Поднялась к себе.

Что-то безнадежное было в этих пустых коридо­рах с распахнутыми настежь дверями, с обрывками бумаг и веревок, которых никто не выметал.

Дунул вихрь, закружил и смел. Остались только пыль да сор…

Села в кресло у окна. Хотелось тихо собрать мысли, заглянуть в себя, подумать.

Заметила привязанный у изголовья кровати мой кипарисовый крестик, вывезенный мною несколько лет тому назад из Соловецкого монастыря. Всегда я забываю его и всегда в последнюю минуту вспо­минаю и беру с собой. И это для меня как символ… но не хочу об этом говорить.