Шрифт:
— Отельные хлопцы, которые здесь остались,—с
ними заодно. Порядочные все сбежали. Ну, так мы
с братом пойдем наверх запирать двери.
Она убежала.
Как все это скучно — скучно! Как все это надоело! Право, даже пожалеешь, что прошло то первое время, «весна» революции, когда мелкой дрожью стучали зубы, когда, замирая, прислушивались, проедет грузовик мимо или остановится у ворот, когда до тошноты билось сердце под удары прикладов в двери.
Теперь все привычно, все скучно до омерзения. Грубо, грязно и глупо.
Но куда, однако, девались X.? Почему он не забежал, не дал ничего знать? Может быть, «Шилка» уйдет утром и они еще уведомят меня…
— Надежда Александровна!
Инженер В. Углы рта опущены, дышит тяжело — сейчас заплачет.
— Что случилось? Как вы сюда попали?—удив
ляюсь я.
— Меня подло обманули. Мне обещали пропуск
на «Корковадо», я прождал весь день и ничего не
получил. Все меня бросили… как со… со… ба-ку-у-у.
Он высморкался и вытер глаза.
— Я ,не могу больше быть один. Я пришел за ва
ми. Отчего вы не уехали?
— Я жду Х-ов. Мы должны были встретиться на
пристани в восемь часов и вместе погрузиться на
«Шилку». Может быть, они еще приедут за мной?
— X.? Вы ждете Х-ов? Да ведь они уже уехали!
— Куда? Как? Почем вы знаете?
— Да я встретил их сегодня вечером. Они ехали
с багажом на «Кавказ». Едут в Константинополь.
— Быть не может! И ничего не просили передать
мне?
— Нет, ничего. Они очень волновались и спеши
ли. На ней была ваша меховая накидка — помни
те?—ей было холодно, вы ей дали надеть. Да, да,
они уехали в Константинополь.
Я молчала, ошеломленная, и вдруг, не знаю почему, вся эта история показалась мне ужасно смешной.
— Чего же вы смеетесь? — ужасался В.—Они же
вас надули. Передумали и даже не дали знать.
— Вот это-то и смешно.
В. схватился за голову.
—Она смеется, когда я в жалком отчаянии! А что будет с моей девочкой! Маленькая моя Лелю-ся, Лелюсевич мой!
— Так девочка же ваша сейчас в полной безопас
ности в деревне. Чего же вы убиваетесь?
— Я так одинок, так ужасно одинок! Как со… со-
ба… а…
— Не вспоминайте вы, ради бога, собаку, а то
опять разреветесь.
— Умоляю вас! Едемте со мной на «Шилку», у ме
ня есть два пропуска. Выдали на меня и на жену.
Я проведу вас как жену. Умоляю! Я не могу больше
оставаться один. Я с ума сойду.
— А разве «Шилка» уйдет сегодня?
— Да, часов в одиннадцать. Так мне сказали.
— Тогда едем. Я согласна.
— Ну как же я рад! Это ваш суп? Я его съем. Бо
же мой! Ведь, может быть, придется умирать голод
ной смертью! Теперь я бегу за извозчиком, чемоданы
со мной, я весь день вожу с собой. Бегу! Ждите!..
Ну, на этот раз, кажется, выберусь. Чемоданы В. здесь. Если забудет меня, так чемоданы вспомнит.
Решила предупредить о моем отъезде даму, с которой условились спасаться друг к другу.
Поднялась наверх, прошла по темному коридору, шурша раскиданной бумагой, путаясь в обрывках веревки, стучала в двери, кричала: «Это я! Я уезжаю!»
Никто не отозвался. Либо они не верили моему голосу, либо сами удрали куда-нибудь и спрятались в другом месте, оставя меня одну справляться с разбойниками.
Спустилась вниз.
В. уже ждал меня и волновался, думая, что я сбежала. Он дико боялся остаться один.
— Ну, едем.
Поехали по темным улицам к пристани.
Кое-где вблизи постреливали. Зато издали доносилась уже совсем серьезная пальба.
Спустились к морю. Вот она, «Шилка». По ней бродят огоньки. Значит, там люди?
Подъехали ближе.
На пристани народ, сундуки, узлы, чемоданы. Прилажены сходни. Наверху белеет морская офицерская фуражка.
— Идем скорее! Идем скорее! — торопит В.—
Захватят все места. И не отставайте! Я боюсь быть
один!..
Какое счастье, что у него вдруг объявился такой удобный для меня психоз. Иначе сидеть бы мне в Одессе…
— Идем! Идем!
17
Странный корабль.
Не слышно на нем капитана,
Не видно матросов на нем…
Темно. Электричества, очевидно, тоже на нем нет.