Шрифт:
18
Буксир подтащил нас к угольщику, и было объявлено всем, всем, всем:
— Должны сами грузить на «Шилку» уголь. Рабо
чих на угольщике нет, на пароходе команды нет. Ес
ли хотите, чтобы пароход двинулся,—грузите уголь.
— Неужели… все должны работать?
— А то как же,— был ответ.
Началась прелюбопытная штука.
Элегантные молодые люди в щегольских костюмчиках смущенно улыбались, показывая, что понимают шутку. Конечно, сейчас, мол, выяснится, что нельзя же заставлять элегантных людей таскать на спине уголь. Ведь это же нелепо! Вздор какой!
— Эй! Выстраивайтесь все на палубе! — закричал
властный голос.—Все мужчины, кроме стариков
и больных.
Элегантные молодые люди оторопели. Растерянно оглянулись. Шутка затянулась слишком долго.
— Ну? Чего же вы тут топчетесь?! — крикнули на
одного из них.—Слышали команду? Лезьте наверх.
Может быть, наверху поймут их элегантность и неспособность…
Палуба быстро наполнялась выстраивающимися в ряды пассажирами.
— Сейчас вам раздадут корзины. Наденьте их на
спину.
Элегантные молодые люди усмехались, чуть-чуть пожимали плечами, точно участвовали в нелепом анекдоте, о котором потом забавно будет порассказать.
Но вот у борта на трапе начался какой-то скандал.
— Позвольте! — кричал кто-то.— На каком же ос
новании вы уклоняетесь?! Человек сильный, здо
ровый…
— Прошу вас оставить меня в покое!
На палубу выбежал кряжистый господин, лет сорока, с дрожавшими от бешенства глазами:
— Прошу немедленно оставить меня в покое!
— Нет, вы сначала скажите, какие у вас основа
ния отказываться от работы, на которую призваны
буквально все?
— Какие основания? — заревел кряжистый госпо
дин.—А такие, что я дворянин и помещик и никогда
в жизни не работал, не работаю и не буду работать.
Ни-ко-гда! Зарубите себе это на носу.
Ропот возмущения всколыхнул толпу.
— Позвольте, но ведь если мы не будем рабо
тать, то пароход не отойдет от берега!
— Мой муж тоже помещик! — пискнуло из толпы.
— Ведь мы же все попадем в лапы к большеви
кам!
— Но при чем же я здесь?! — в бешеном недоуме
нии вопил кряжистый.— Наймите людей, устройтесь
как-нибудь. Мы жили в капиталистическом строе,
в этих убеждениях и я желаю оставаться. А если вам
нравится социалистическая ерунда и труд для всех,
так вылезайте на берег и идите к своим, к большеви
кам. Поняли?
Публика растерялась, замялась.
— Отчасти, гм…—сказал кто-то.
— Но, с другой стороны, нельзя же доставаться
большевикам…
— И почему мы должны работать, а он нет?
— Самосудом бы его! — хрюкнула пролезшая на
палубу старушонка.
— Ну, знаете, господин, вы это бросьте, — урезо
нивал добродушный купец из Нижнего.
— Не задерживать! — вылетел начальнический
окрик.
Белая морская фуражка приблизилась.
— Спускайтесь к угольщику, берите корзины.
К начальству подскочил один из «элегантов» и зашептал, скосив глаза на принципиального дворянина.
Начальство мотнуло головой и спокойно ответило:
— А ну его к черту!
Нагрузка началась.
Длинной вереницей прошли по трапам вверх и вниз почерневшие, закоптевшие грузчики. Все пассажиры вылезли из кают, из трюма, из коридоров смотреть на невиданное зрелище: молодые «эле-ганты» в лакированных башмачках и шелковых носочках, поддерживая затянутыми в желтые перчатки руками тяжелые корзины, тащили уголь.
Они быстро вошли в роль, сплевывали и ругались.
— Гайда, ребята, не задерживай!
«Ребята» в лице «извините, Беркина», плешивого, пузатого, на тонких кривых ногах, отвечали:
— Э-эй-юхнем!
— Чего выпучили глаза? — кричал на зрителей
длинный, как любительская удочка, чтец-деклама
тор.—Заставить бы вас поработать, не стали бы
глаза пучить.
— Смотреть-то они все умеют,—язвил купец из
Нижнего.—А вот ты поработай с наше…
— Г-аботать они не желают,—прокартавил кур
носый лицеист.—А небось есть побегут в пег-вую
голову… Собаки!