Еще через час все те же, сидя все там же, только в чуть более расслабленных позах, снова смотрели на Юлию. Но уже не с жалостью. С гораздо более разнообразными чувствами.

–  Красотка… - восторженно протянула Зоечка.
– И кому достанешься?!

–  Не думала, Малеева, что тебе так блондинистый цвет пойдет, - одобрительно удивилась Маня.

–  Это потому что он не блондинистый, - поправила ее Лукашина.
– Не блондинистый, а кипенно-белый.

–  Даже с голубоватым отливом!
– восхитился Стасик.

–  Сам ты с голубоватым отливом. Я же говорю - кипенно-белый, как лист бумаги. Такого эффекта очень трудно добиться на темных волосах, - гордо пояснила Ленка.
– Это круто, - заключила она.

–  Юлек, а давай я тебе сейчас маникюр ярко-красным лаком сделаю - таким, знаешь, совсем вампирическим?! И педикюр - тоже!

–  Давай… - согласилась Юлия.

Она смотрела в зеркало, видела себя и не узнавала.

С этой рваной короткой стрижкой, выполненной Ленкой с редким вдохновением и всегдашним мастерством, с этим действительно крутым - по-другому не скажешь!
– цветом волос, стильно уложенных пахучим гелем… Совсем иначе смотрелись покрасневшие веки и серо-зеленые глаза-хамелеоны в темных, слипшихся от слез ресницах. И небольшая родинка над левой бровью, и особенно - распухший, потерявший от слез четкие контуры, яркий рот… Что-то в этом было… демоническое. И порочное. И в то же самое время - беззащитное. То, что, как инстинктивно вдруг почувствовала Юлия, не может не изменить теперь ее жизнь.

–  Ну вот, успокоилась, слава тебе, Господи… - обрадовалась Маня.
– Теперь - к делу. Я лично с начальством поговорю, чтобы тебя обратно взяли.

–  Не-ет, - Юлия задумчиво помотала головой.

–  Правда, Юлька! Мы все поговорим. Да твои клиенты в шоке были, когда мы им эту новость сообщили, ты же - классный косметолог! Значит, так - завтра выходишь на работу.

–  Нет.

–  Хорошо, нет, так нет, - согласилась дипломатичная Лукашина.
– Действительно, недельку отдохни, приди в себя. А мы пока тут почву подготовим…

–  Нет!!

Юля залпом допила коньяк. И так хлопнула пустой чашкой по полированной полочке перед зеркалом, что в соседнем кресле вздрогнула, задремавшая было, Зоечка.

–  Не дури, Юль. Путевки, конечно, уже не сдать, да и хрен с ними, с деньгами, новые заработаешь!

–  Это у нее, между прочим, последние были, - прошептала Зоечка.
– На черный день…

–  Вот он и наступил!
– нервно засмеялась Мариша.

–  Я… полечу… - упрямо обещает Юлия своему отражению, к которому не может привыкнуть.

–  Одна?! Ни языка, ни страны не зная?

–  Деточка, да в твоем состоянии в булочную рядом с домом выходить опасно…

Юлия молча, помотала головой, не отрывая глаз от зеркала. Слушая голоса подруг, она, казалось, видит там что-то, чего не видят другие. И это что-то настолько важно, что все прочее уже не имеет значения.

–  Юленок, подожди нас! Через полмесяца у Ленки отпуск, а там и Зоечка подоспеет - поедем вместе, как всегда, в Турцию - оттянемся, всех порвем на британский флаг…

Губы Юлии дернулись, задрожали, и уголки их горько и неудержимо поползли вниз.

–  Не могу я ждать. Если еще хоть на день останусь в Москве, наверное, что-нибудь с собой сделаю. Уж лучше - так.

–  За это надо выпить, - предложил Стасик.

Он налил всем - кому пива, кому коньяка. Они выпили. Помолчали. Подумали. Какое-то время в маленьком зале слышен был только нежный рычащий напев Сальваторе Адамо.

–  А может, это и правильно… - задумчиво прищурилась Лукашина.

–  Правильно, конечно правильно!
– поддержал Стасик.
– А какое место в Испании?

–  Барселона, - мрачно ответила Юлия.

–  Ой!
– простонал Стасик.
– Барселона! Это же мой любимый город! Я когда-то в молодости там так зажигал… Он такой, знаешь…

–  Какой?

–  Мистический!

–  Мистическо-пидерастический, - подтвердила Маня, и добавила:

–  Верно, верно, поезжай, развейся. А твой еще пожалеет, локти свои съест…

Юлия робко провела рукой по белоснежным волнам волос. И проговорила медленно и отчетливо, обращаясь к трогательно-порочной незнакомке, глядящей на нее из зеркала:

–  Он. Для меня. Не существует.

Тишина, повисшая в комнате после этих слов, прозвучала еще более зловеще, чем сами слова. Только через полминуты онемевшая от неожиданности Маня первой нарушила затянувшуюся паузу:

–  А вот это правильно! Горжусь тобой, девочка моя!
– воскликнула она нарочито бодро.

–  Ха! С таким Юлькиным настроением… да с такой прической в этой Барселоне ни одного живого мачо не останется… - усмехнулась Ленка.

–  Юлек, кукла, оставь в живых хоть одного - ради меня!
– попросил Стасик.