–  Не станем.

–  И ты разрешишь угостить тебя хорошим вином?

–  И хорошей едой - ты обещал.

Скоро в центре стола стояло огромное плоское блюдо, закрытое слоем тонких, как лепестки розы, полупрозрачных ломтиков вяленого мяса. Они просвечивали на солнце рубиново-алым, когда, поддевая их один за другим, дон Карлос протягивал вилку к Юлиному рту. После каждого куска он клал ей на язык сочащиеся желтым соком кубики дыни. И давал запивать все это густым, терпким, даже чуть солоноватым, как кровь, вином.

Наслаждение, написанное на лице Юлии, делало совершенно лишним его последующий вопрос:

–  Нравится?

Он смотрел на нее, как мать смотрит на своего первенца, впервые потянувшего в ротик что-то, кроме молока.

–  М-м-м…

–  Самый лучший хамон подают в Мадриде, - вздохнул дон Карлос, - но и этот совсем неплох.

–  Неплох?! Я готова есть всю жизнь только это… - сообщила она, слизывая очередной кусочек дыни с кончика его вилки.

Юлия сидела напротив садящегося за крыши Барселоны красного солнца. Она щурилась, пряча глаза от слишком ярких лучей. От этого создавалось ощущение, что Юлия подмигивает кому-то за спиной дона Карлоса.

Потом было мясо. Большой, сочащийся кровью бифштекс на простой белой тарелке, безо всякого гарнира и прочих глупостей. Юлия пробовала его с опаской. И с замиранием сердца прислушиваясь к ощущениям. Ощущения подсказывали - явно - этот вкус так сочетается со вкусом вина, что после этого Юлия точно будет знать, что такое гармония. И неявно - что кровь в венах становится необычно горячей. И растут смелость и злость, и буйная, сумасшедшая радость от всего происходящего. Впрочем, возможно - это всего лишь потому, что он сидит напротив, очевидно наслаждаясь ее видом. Глядя на нее, он сам ел с большим аппетитом, чем обычно, будто впервые пробуя знакомые блюда. Она видела - и вкус вина кажется ему лучше, и ветер, гуляющий по террасе, приятнее обдувает кожу.

–  Раз уж мы так красиво отдыхаем…

–  Чего ты желаешь?
– с готовностью отозвался он.
– Любой каприз, я готов.

–  Здесь можно, наверное, заказать качественную сигару? По-моему, если уж я в Испании, подходящий случай попробовать, а?

–  Ты куришь?

Он знал об этом отлично - ведь видел же, хотя бы когда делал свои фотографии! Однако спросил с каким-то обидным, странным удивлением, как будто она говорящий кролик или кошка, которая вдруг еще и курит.

–  Да, - с вызовом произнесла Юлия, - а ты, конечно - нет.

–  Я бросил.

Ах, вот как? Ну, понятно. Здоровый образ жизни, и все такое прочее… Он ведь явно не мальчик. Но сколько ему лет - сказать совершенно невозможно. Он из тех жутко богатых, замороженных вампиров или инопланетян - как они с подругами в шутку называли некоторых артистов, которые выглядели сейчас точно так же, как когда Юлии, например, было три годика. Просто очень холеный. И думающий о здоровье. В отличие от нее.

–  Давно?

–  В общем, да… Прилично, - он усмехнулся, - но ты делаешь это с таким удовольствием, что мне захотелось снова начать… Только вот сейчас сигареты, и даже сигары - совсем не те, что прежде, - он сказал это так, будто живет уже сто лет.

–  Ну, а я… не собираюсь бросать. Ни курить, ни пить, ни все остальное. Я собираюсь получать от этого, как можно больше кайфа!

Почему он посмотрел с таким недоверием? Сомневается в том, что она сможет получить наслаждение от своих порочных склонностей?

Тем временем им принесли деревянный резной ларчик. И Карлос, деловито порывшись в нем, выбрал большую толстую сигару, обернутую в красную с золотом бумагу.

–  Какого цвета у тебя глаза?
– спросил он вдруг.

–  Не знаю, - Юлия равнодушно махнула рукой, - никакого. Они меняют цвет в зависимости от освещения.

–  Кто ты?
– без всякого перехода опять спросил он.

–  Я не знаю, - в тон ему ответила Юлия.

–  Как?!
– он сделал преувеличенно удивленное лицо.

–  Скорее всего - никто, - она пожала плечами.

–  Ты, кажется, не слишком-то себя любишь…

–  Совсем не люблю.

–  Почему?

Почему тебе это так интересно? Вот в чем вопрос. Он даже перестал играть в невозмутимого дона, забыл вдруг о своем фирменном выражении лица - снисходительной иронии. А просто уставился на нее в упор, ожидая ответа. Только что тут можно ответить?

–  Ну, вероятно - не за что.

–  Но неужели ты даже не догадываешься о своей истинной сущности?

–  У меня нет никакой истинной… сущности, - Юлия раздраженно нахмурилась, - то есть я, тоже меняю цвет. В зависимости от ситуации. И - окружения, - добавила она многозначительно.

–  Тогда - кто же ты сейчас?

Она с тоской глядела на его пальцы, которые, повертев толстую сигару, поднесли ее к безупречному рту. Бледные губы сомкнулись вокруг темного основания, вдруг хищно сжав его, когда он поднес к кончику сигары горящую спичку.