Шрифт:
Глядя на Хельмута, Карлу было трудно понять, шутит тот или говорит серьезно.
– И что, много идиотов нашлось? – сразу понял, о чем речь, Клаус.
– Ну, раз уезжают одни – думаю не очень. Хотя если бы они увидели, как Карл браво воюет с облаками, то, несомненно, нашли бы общий язык.
– А что ему надо, этому фон Карнатски? – как всегда, не понимая о чем речь, переспросил Карл.
– Он уже полгода здесь колесит. – Хельмут приблизился к Карлу, продолжая медленно обгрызать соломинку. Его веселье вдруг куда-то улетучилось. – Смертников ищет.
– То есть?
– Слышал про японских камикадзе?
– Ну, кто же про них не слышал.
– Вот он тоже где-то услышал. А теперь ищет где [26] .
– Ладно тебе стращать нас, – Клаус в очередной раз попытался поудобней перехватить вечно сползающие лямки подвесной системы парашюта. – Если бы ему повезло, и он приехал после обеда, то из-за твоей стряпни половина полка в добровольцы бы записалась.
– Не шути с огнем, краснокожий, – говоря с акцентом американского «колхозника» из дешевого вестерна, Хельмут поднес руку к кобуре. – И парашют тебя не спасет.
26
Немцам так и не удалось создать боевые летные соединения, аналогичные японским камикадзе, так как сама идея противоречила теории нацистов о сверхчеловеке. За все время до конца войны в Люфтваффе не было зафиксировано ни одного воздушного тарана, даже в небе над Берлином.
Последний незамедлительно полетел в его сторону, но Хельмут увернулся, от чего метательное оружие Клауса с диким звоном карабинов приземлилось на землю где-то далеко в стороне. А псевдоковбой с бешеным улюлюканьем понесся за быстро удаляющимся псевдокраснокожим.
– Я это сам не понесу, – прокричал им вслед Карл, на ходу вскидывая парашют на свободное плечо. – Дети великовозрастные.
2 октября 2002 г.
Санкт – Петербург
Варшавский вокзал.
Промозглый ветер гонял по перрону одинокий кленовый лист. Осень уже давно правила только номинально, по календарю, отдав инициативу ранней зиме с первыми заморозками и мелкими песчинками колючего снега, которые, как не отворачивайся, все равно летят в лицо, больно царапая кожу.
Глубже кутаясь в меховой лисий воротник, девушка с прямыми русыми волосами еще раз посмотрела в даль, куда очень скоро поезд должен умчать человека, который на этом этапе жизни был для нее всем.
Ее звали Арина. Под стать имени была и внешность. Ее нельзя было назвать красавицей. Но на нее хотелось смотреть, не отводя глаз: cлегка вытянутое волевое и энергичное лицо, нос с едва заметной маленькой горбинкой; умные стремительные глаза, как магниты, притягивающие к себе внимание. Ей было всего двадцать пять. Но, несмотря на молодой возраст, она была одной из ярых активистов Санкт-Петербургского общества «Поиск», работа в котором уже давно превратилась из хобби в образ и цель ее жизни.
Трудно было понять, почему три года назад она решила заняться этим делом. С ее блестящим экономическим образованием она могла найти себя в любом маломальском, энергично развивающемся предприятии. Но деньги ее никогда не интересовали, даже в студенческие годы. С момента совершеннолетия какой-то меценат ежегодно переводил на счет в банке солидную денежную сумму, которой с лихвой хватало на безбедное существование. Все попытки разобраться в том, кто все это делает, так и не увенчались успехом. Но, скорее всего, это был ее отец – «капитан дальнего плавания», который ушел в «длительный рейс», как только узнал, что ее мать беременна, и теперь с помощью этих денег пытался искупить вину за детство, в котором его не было.
– Ты меня дальше не провожай. Не люблю я эти прощания.
Отводя взгляд, Андрей, делая вид, что смотрит по сторонам, постоянно вертел головой, из-за чего перед ее взором с заметной регулярностью мелькал его исцарапанный лоб, напоминавший о недавней автомобильной аварии.
– Ты точно не передумаешь?
Ответа не последовало, лишь знакомый кивок головы дал понять бессмысленность дальнейших уговоров.
После небольшой мелодичной заставки по вокзалу разнесся приятный женский голос, извещающий о скором отправлении со второго пути пассажирского поезда № 063 «Санкт-Петербург– Варшава».
Только совсем недавно они стали очень близки друг другу, и вот он уезжал. Арина уже и не помнила, когда у него впервые появилась эта навязчивая идея посетить Аушвиц и Бухенвальд. Возможно, еще задолго до того, как они встретились. Неделю назад он поставил ее перед фактом своего отъезда, не давая и шанса для апелляционных доводов о переносе поездки на следующий год, когда она родит. Впрочем, об этом он еще не знал. А этот довод, как последний аргумент, она посчитала лучше ему не говорить. Пока.