— Так это стало быть… почва!

— Ну, почва — это другой разговор, — милостиво согласился Кошкодавов, — ну, суди сам, — какая у них там «земля»!

— Так, вот, согласен! Надо там, на Марсе, попросить кусочек этой самой почвы и, того… учредить Российскую империю…

— А как с перевозкой? Да и согласятся ли? В экую даль лететь!

— Это от хорошей жизни не полетишь. А наш брат эмигрант, ясно, хоть месяцу на рога готов… Потом же, место у них там хорошее, живи хоть до ста годов.

— Чем же хорошее? Воды, говорят, много!

— Дурак! Вот и прекрасно! Купайся — не хочу! Опять же рыбалка! Сиди себе и забрасывай удочку…

— А на неё — голавль!..

— Ну-у, голавль! Оборвёт ещё! Леща хорошо ловить. Берёт тихо-тихо. А ты его — раз!

— Не люблю леща. У нас, в Самарской губернии, — сазан, о! Одно удовольствие!.. Только на заре клевать обожает!

— Для такой рыбы и встать не лень! А ты как, водить любишь или сразу?

— Смотря, какой червяк… Вот на навозного червя долго канителиться не приходится.

— Лучше на выползка…

— Годар!!! Ты слышишь меня!!!

— Слышу!!

— Не выпускай колеса!!! Я сейчас раскупорю ящик с сухарями!!!

— Обвяжи меня плащом! Я продрог!

— Сейчас!!!

Перекрикивая вой шторма, Пулю и Годар ведут подобные разговоры на баркасе, который сделался игрушкой, как принято говорить, взбесившегося океана.

— Куда хоть нас несёт?! Компас вертится, как этуаль из Фоли-Бержер!

— К чорту на рога! И даже не обмотанные ватой!

— Что тебе больше нравится: каторга или эта пляска!!!

— Водка, которую мы выдули!!! Нет ли ещё?!

— Я искал… Это был единственный бидон.

— Я бы дал десять франков, если бы они у меня были, за то, чтоб узнать, в каком пункте океана мы потонем!

— Ручаюсь, что тебе не понравится солёная вода!

— Сейчас что: день или ночь?!

— Дьявол его знает!!! Всё перемешалось!

— По-моему — сегодня вторник!

— Если ты переберёшь все дни недели, наверняка угадаешь!!! Я готов ручаться, что пока ещё сентябрь.

— Пожалуй, между пятнадцатым и двадцать пятым числом!!!

— Что-нибудь вроде!!!

— А ведь эта посудина крепкая штука!

— Что ж мы будем делать, когда стихнет?! У нас ни капли газолину!

— Отвинчивай понемногу мотор и выбрасывай части за борт!!! Всё-таки лишняя тяжесть!!!

— Нет уж, спасибо! Так болтает, что можно голову проломить!!!

— Что это за грохот впереди?!

— Просто шторм сильнее!!!

— Нет, Пулю, это какая-то земля!!!

— Вот и хорошо! Остановка значит!

— Чорта остановка! На дно камушком!!!

— Годар!!!

— Пулю!!!

— Мы налетели на камни!!!

— Прыгай за борт!!!

— Я давно в воде!!!

— Сюда! Сюда, Пулю!..

— Года-ар!..

— Плыви сюда-а-а!..

— Держи-и!..

— Года-а-а-р!..

— Я-а-а!.. Сюда-а-а!!!

Под вечер восемнадцатого сентября в кабинет Ковбоева проник толстый низенький человечек.

Иван Филиппович только что закончил текущий отчёт о марсианах и, полагая, что, как водится, вошёл посыльный, чтоб передать материал секретарю, не глядя протянул рукопись.

Обнаружив через несколько мгновений, что рукопись продолжает пребывать в его руке, Ковбоев поднял глаза, похожие на два недозрелых апельсина, и вытаращил их при виде неизвестного, склонившегося в почтительном поклоне.

— Пузявич! — сказал вошедший.

— Что-о?! — по-английски по привычке вопросил Ковбоев.

— Пузявич. Это моя фамилия. Я русский поляк.

— А-а-а! Так вы русский, — машинально на родном языке протянул Ковбоев.

— Как?! Вы разве тоже русский?! — изумлённо всплеснул руками Пузявич.

— Да. Имею эту глупость, — нахмурился, досадуя на себя, Ковбоев и продолжал: — Вам что, работы? Вы — эмигрант?

— Да, я эмигрант… Собственно…

— К сожалению-с, ничем…

— Нет, мне не надо работы…

— Вы от благотворительного комитета? От Лиги православия? От Совета русской армии? Откуда вы, чорт возьми!?

Пузявич напыжился.

— Я — эмиссар её величества, императрицы всероссийской.

— Не припомню, кто сейчас у нас императрица!.. Всероссийская, вы говорите?

— Да, всероссийская, — нетвёрдо вымолвил Пузявич.