Шрифт:
Ковбоев переставил с места на место пресс-папье и потрогал карандаши.
— Ну, как у вас, там… в Петербурге, скажем?..
Пузявич остолбенел.
— В Петербурге?! Да ведь там — красные.
— Ах, виноват, — Ковбоев посмотрел в окно. — Хорошо, поди, сейчас в Ливадии, — мечтательно уронил он.
— В Ливадии же большевики!!! Что вы!!
— Ну?.. — разговор становился трудным. — Всероссийская, вы говорите?
— Ну, да же! Императрица и всё такое!
— Замечательно… Курите? Нет, я свои… Ммм!
— Так я, собственно…
— Зачем? — строго спросил Ковбоев.
— Вы, слышно, летите на Марс…
— Ну, лечу…
— Так вот… императрица… испросила у сената Соединённых Штатов… право посылки на Марс двух эмиссаров.
— Для какой цели? — изумился Ковбоев.
— Гм! Для… э-э… приискания некоторого участка… — Пузявич запнулся, хотел сказать — земли, но продолжал: — участка марсианской почвы и там при помощи туземцев положить начало новой Российской империи.
— Вы это серьёзно?
— Да, да! Второй эмиссар — господин Кошкодавов. Ходят слухи, — понизил голос Пузявич, — что он представлен к титулу герцога марсийского. Всё, конечно, зависит от исхода нашей миссии… Но, всё же, он — в явном фаворе!
— У вас какие документы?
— Виза государственного департамента Соединённых Штатов!
— Хорошо! Вы совершенно готовы?
— Как же, как же! Даже уже молебны отслужены! Святому Николаю, защитнику плавающих и путешествующих.
— Так… Значит, два филадельфийских профессора никуда не полетят. Придётся отложить до следующего раза. Завтра — в десять утра — отлёт, — наставительно добавляет Ковбоев и протягивает руку, заканчивая аудиенцию, — простите — фамилии?
— Пузявич и Кошкодавов! Казимир Пузявич и Варсонофий Кошкодавов. Ещё раз — он определённо в фаворе.
17. Пулю очнулся. Годар тоже
Пулю очнулся на горячем песке. Ослепительное солнце отправляло свои обязанности на голубеющем своде небес. В пяти саженях от ног Пулю на отлогий берег лениво набегали волны.
— Здорово!.. совсем Робинзон!
Пулю поднялся и первым делом начал осматривать берег: лёгкая тревога набежала на его сердце. Где же Годар? Где этот славный молодой ворчун?
Пулю вспоминает…
Да, он слышал, как тот кричал: «Сюда, Пулю!!! Плыви сюда, Пулю!
И вот Пулю рванулся по волнам на крик Годара… Потом… а чорт знает, что было потом!
Пулю, спотыкаясь, бредёт по песку, закрывая глаза ладонью от слепящего солнца…
Там, впереди, что-то темнеется! Что это?
Пулю бежит, падает и снова бежит…
— Годар!! Годар!! Очнись!! — трясёт он безжизненное тело товарища.
В конце концов Годар тоже приходит в себя.
— Пулю?!
— Годар!.. Ну и напугал же ты меня!! Я думал, что мне придётся тебя засыпать песочком.
— Ах, Пулю! Ведь мы живы и глядим на солнце!.. Смотри-ка, ведь это самое настоящее солнце!..
— Самое. Ну, давай, вставай… Надо поискать воды… Ведь мы, может быть, на каком-нибудь необи…
Пулю подавился словом и уставил глаза на горизонт и молча протянул руку. Годар привстал и воскликнул:
— Постройка! Какой-то сарай!.. Пошли!.. Там люди!
— А вдруг — полиция?
— Пустое! Да из чего же видно, что мы каторжники? Мы просто потерпевшие крушение.
— Эх, была не была!
Приятели поплелись к зданию, поддерживая друг друга.
Подошли. На открытом ровном месте огромный сарай и ничего более…
— Эй, кто там!.. Выходи!..
Молчание.
— Э, Годар, да тут и не заперто!
Вошли.
— Да это мастерская! Смотри, сколько инструментов и материалов!..
— Что же это может быть? Посмотрим, нет ли ещё построек.
Приятели забыли про голод и жажду и выбежали из строения…
— Ты, Годар, иди в эту сторону, а я пойду сюда… Не теряй из виду оврага…
Через полчаса они встретились.
— Пулю! Ты шёл по берегу?
— Ну, понятно. И ты тоже? Значит мы обошли кругом этот островок?..
— Выходит!
— Я не видал ни одной постройки, кроме этого сарая…
— Это не сарай, Пулю, я догадываюсь…
— Что ж это?
— Это — ангар. Аэропланный ангар. Тут что-то очень странно! Одно ясно — строители и их машина — отсутствуют…
— Пойдём туда, я хочу есть… Там несомненно найдётся что-нибудь.
— Пойдём!
Озираясь, пошли к сараю. Вдруг Годар остановился.