Шрифт:
«Какой металл? — думал Женя. — Золото или медь?»
До чего же скользко в этом котловане! Женя балансировал руками и продвигался вперёд маленькими-маленькими шажками.
Земля. Лужи. Грязь.
А наверху уже стелились по земле розовые лучи солнца.
Женя зачерпнул ботинком воду из лужи, поскользнулся и чуть было не упал.
Ох, и злился же он на себя и ругал себя — шляпой, мальчишкой, оболтусом… Ему уже казалось, что он обшарил ногами весь котлован, что поиски его ни к чему не привели. И в это время солнечный луч, наработавшись поверху, проник вниз, в котлован, и сразу же в земле что-то заблестело. Да, сомнений не могло быть — в одном месте неуклюже присыпано. Дождь размыл землю, но всё равно не мог скрыть Костину работу.
Женя взял воткнутую в землю лопату и осторожно снял верхний слой. Нет, так нельзя — опасно. Он опустился на колени и начал разгребать землю руками. Потом достал из кармана ножик, и со стороны могло показаться, что он колдует над этим холмиком земли, проделывая ножиком какие-то странные движения.
Капельки пота проступили у Жени на лбу. А ведь утро было совсем не тёплое. Руки у Жени закоченели, а лицо горело. Да, к этому времени он уже точно знал, что тут, в земле, притаилась дремлющая смерть. Недаром говорят: не всё то золото, что блестит. Женя докопался до жёлтого металла, который Костя принял за изваяние Перуна. И хотя студент Замараев не был на войне, он сразу определил: перед ним артиллерийский снаряд. И вряд ли только один. Здесь должен быть склад. А там, где снаряды, там могут быть и мины и бомбы. Тронь только взрыватель — капсюль, и в небо взметнётся огромный фонтан земли и тебя разорвёт на куски.
КРАСНЫЕ ФЛАЖКИ
Борис Сергиенко работал в тот день в первой смене. По дороге из автобазы он заехал за учётчицей и вот сейчас на большой скорости вёл свой самосвал по дороге к карьеру. Здесь он знал каждый подъём и спуск, даже самый малый, каждый бугорок и ямку. До карьера оставалось ещё минут пятнадцать езды, а часы показывали без десяти шесть. Борис выжимал из машины всё, что мог, чтобы учётчица ровно в шесть ударила в свой рельс, а он, Борис, в эту самую минуту начал бы грузить свой самосвал.
Но получилось по-другому. У самого карьера на дороге стоял молодой человек в распахнутом плаще и в клетчатой рубашке. Он широко расставил ноги и поднял вверх обе руки. Высокий. Худой. Розовощёкий.
Кто это? Сумасшедший? Зачем он стал посередине дороги так близко от поворота? Хотел остановить машину — стал бы сбоку и поднял руку. И зачем останавливать? Дорога-то тупиковая — в карьер.
Думая так, Борис переставил ногу на педаль тормоза, а руками вцепился в баранку. Буксуя и виляя, машина остановилась в трёх шагах от человека в клетчатой рубашке. Борис сигналил ему, а тот всё равно не сходил с дороги. Наезжай на него, и всё тут. Дорожка узкая, с боков кюветы, полные воды: вывернуть машину — опрокинешься.
— Ты что, псих? — крикнул Борис, высунувшись в дверцу машины.
Человек ничего не ответил, только, рванув на себя дверцу, вскочил в машину.
Борис уже понял каким-то внутренним чувством, необъяснимым, что происходит что-то очень страшное и человек этот никакой не сумасшедший и, конечно же, не шутник.
Машина рванула вперёд, как это бывает только у шофёров-новичков. Но в этот раз произошло так потому, что очень уж заторопился Борис.
Парень в клетчатой рубашке сидел рядом на сиденье и молчал.
— Говори! — сказал Борис, ловко вертя баранку, как оно и положено при быстрой езде по ухабистой дороге.
Через минуту всё выяснилось. Женя Замараев говорил торопливо, волнуясь, но Борис его сразу понял.
На дне котлована неразорвавшийся снаряд. Женя сразу же вспомнил и пересказал всё, что произошло с ним этой ночью, что слышал он в общежитии гостиницы. Он был взволнован и, как это бывает в таких случаях, говорил быстро, много и бестолково…
Борис не дал Жене окончить. Он понял, что надо ехать за сапёрами, и, главное, как можно скорее. Борис быстро развернул свой самосвал у карьера и спустя две минуты мчался на нём обратно в Новгород. Женя сидел рядом. Он держал записку с адресом лейтенанта-сапёра. А в это самое время учётчица рвала зубами свою красную косынку и красный флажок, которым она регулировала движение. Теперь она накалывала на прутики кусочки красной материи, делая маленькие флажки. И флажки эти учётчица втыкала вокруг котлована. Что с того, что она стоит у дороги, регулируя движение машин, — ведь котлован открыт со всех сторон. И разве увидишь, если кто-нибудь из рабочих спустится с другой стороны? И где гарантия, что в котловане этом только один снаряд? Их может быть много — целый склад. Размышляя так, девушка-регулировщица вспоминала Бориса и этого совсем молодого парня, что остановил машину: «Ой, честное слово, какие же вы молодцы, что бросились спасать людей от такого несчастья!»
ДОРОГА К КАРЬЕРУ
Регина Михайловна верила сыну и не верила. Она чувствовала, что происходит что-то необычайное: и это неожиданное исчезновение Кости, и появление Жени, а вечером — Володи Замараева…
Какой-то клубок запутывался вокруг Регины Михайловны, а распутать его она не могла. Это было как в детективном романе, который прочитан ещё только до половины.
«Ничего, — думала она, — утро вечера мудренее. Пусть мальчики поспят. Они ведь устали, москвич — с дороги, а мой — неизвестно отчего. Завтра я у моего Кости с глазу на глаз всё выведаю… Да, — говорила она себе, — два мальчика — это ведь не два, а дважды два и даже больше того.
А когда мой Костик будет один, я с ним справлюсь».
Мальчики спали в одной кровати. Спали — это, конечно, не совсем точно. Они лежали как мёртвые и, не сговариваясь, прислушивались в темноте к дыханию Регины Михайловны.
— Слышь, мама спит, — прошептал Костя.
— Слышу. Не молоти меня пятками.
— Володька, а что, если до нас Перуна откопают? Нам доли не дадут? Слышь, Володька?
— Отстань! Опять ты бьёшь меня пятками по животу! Отстань!
— Не отстану. Это всё ты придумал. А теперь, как мама свет погасила, я сразу подумал — ничего не выйдет. Будет нам капут.