Шрифт:
— Надоел ты со своим капутом! Помалкивай, а то мать разбудишь. Спи…
Но разве можно уснуть, когда человека ожидает то, о чём думалось и мечталось столько времени! Сну не прикажешь. Он иногда приходит, когда совсем не надо, и бежит прочь, когда ты зовёшь его.
Костя помолчал недолго, а потом снова стал шёпотом канючить:
— Да, надоел! А кто Перуна откапывал? Кто, скажи! Кто целый день без маковой росинки во рту? Кто?
— Замолчи ты, Костя! Так мы не выспимся и Перуна прозеваем. Спи, тебе говорят!
— Сплю.
Костя уснул. Уж слишком тяжёл был для него сегодняшний день. Но проснулся он первым, чуть только рассвело.
— Слышь, Володька, вставай, а то без нас там найдут.
— А… что? — Володя говорил это, вскочив уже с кровати и быстро сорвав со стула свою куртку. — Пошли давай!
— Тише ты, маму разбудишь!..
К озеру они шли быстро, стараясь не опоздать, поспеть на карьер до начала работ. Шли молча. На тихой, пустынной улице гулко раздавались их шаги. Мальчики и не заметили, что шли в ногу, как солдаты. Володя раза два спрашивал:
— Ещё далеко?
И Костя отвечал:
— Далеко.
А потом Костя сказал:
— Ой, Володька, боюсь я, что ничего у нас не выйдет. Оцоздаем. Придёт туда эта тётка с красным флажком — она там самосвалами командует, кому куда ехать, — она нас ни за что к карьеру не подпустит. И тогда капут. Приветик от Перуна.
— Брось хныкать! — Володя шёл на полшага впереди и говорил, не оборачиваясь: — «Капут и капут»! Надоел! Что нам тётка с флажком? Обойдём. По-пластунски сползём в карьер. Добудем Перуна. Факт. Лишь бы работы не начались.
— Да, — заскулил Костя, — тебе хорошо, ты храбрый. А что мне делать, если я не храбрый? А? Володя, ты погоди. Знаешь, чего я тебе скажу? Я тебе, Володька, вот чего скажу…
— Отстань! — как отрезал Володя.
И Костя ненадолго приумолк.
…Когда Женя и лейтенант Каляга возвращались на карьер, Борис Сергиенко словно прирос к баранке.
«ЧЕРТИ БОЛОТНЫЕ»
Женя думал о брате. Мысленно он шептал: «Что будет? Что будет?»
Несколько минут тому назад у него был короткий разговор с Калягой. Лейтенант спросил:
— Место болотное?
— Да, — сказал Женя.
— Поверхность металла гладкая, отполированная, но как бы покрытая плёнкой?
— Да, точно.
— А глубина залегания? — спросил Каляга.
— Три-четыре метра, — ответил Женя.
— Всё. Поехали! — Каляга рванулся к выходу так стремительно, что Женя еле поспевал за ним.
Теперь лейтенант думал о том, что ему предстоит. Болото. Фашисты чаще всего в таких местах зарывали склады снарядов: легче рыть землю и меньше народа ходит по этим топким местам. Каляге уже не раз приходилось разминировать, прочёсывать щупом минные поля по пояс в вонючих торфяниках, чавкающей бурой хляби. Недаром сапёров называют «черти болотные».
«Нет, нет, — думал Каляга, — я всё не о том». Он вспоминал теперь, как шагать по земле, начинённой снарядами, минами, взрывчаткой.
Женя смотрел на Калягу и думал о том, что кроется в молчании этого молодого человека, который работает в обнимку со смертью. Привык ли он к этому? Или каждый раз каждое новое задание вызывает у него сомнение и страх?
И Борис Сергиенко, который не видел лейтенанта — он пристально смотрел на дорогу, — думал о нём с чувством уважения и даже, можно сказать, преклонения.
Борис всегда считал, что сапёры воюют и в мирное время, рискуя ежедневно, ежечасно, ежеминутно.
В этой поездке он призвал к себе на помощь всю свою отчаянную лихость шофёра-смельчака. Лихость эта дремала в Борисе, но он никогда ещё не давал ей проснуться. А теперь ему казалось, что баранка — продолжение его рук, педали — продолжение ног. Своё волнение, своё желание обогнать всех людей и все автомобили он, казалось, хотел передать своей машине.
НА СКОЛЬЗКОЙ ДОРОГЕ
Они сидели в кабине втроём, тесно прижатые друг к другу, и Борис слышал всё, о чём разговаривали Женя с Игорем Калягой.
— Как хорошо, что я застал вас дома! — говорил Женя. — Хотя я был в этом почти уверен: кто же уходит в такую рань…
Потом разговор перешёл на тему войны. Теперь больше говорил лейтенант Каляга:
— …Совсем недавно в Новгороде подорвался на мине шестилетний мальчик. Это было где-то здесь. В окрестностях города заминирован оставленный фашистами склад боеприпасов. Бои тут были такие жестокие, что не успевали убирать убитых, и многие бойцы считаются без вести пропавшими…