Однако уличные бои в Афинах не затихали, а, напротив, ожесточаясь, нарастали с каждым часом. Партизаны из всегреческой армии сопротивления фашизму отчаянно бились с пришельцами на улицах, дворах, площадях, в подвалах и на чердаках родного города. К интервентам (захватчикам) непрерывно поступали крупные войсковые подкрепления. В одном строю с интервентами сражались и греческая бригада, переброшенная из Италии, а также отчасти и греки из батальонов национальной гвардии (их, в основном приверженцев фашистской диктатуры Метаксаса, англичане срочно сводили в батальоны, оснащали обмундированием и оружием для полицейско-патрульной службы в тылу) и некоторые другие отряды…

Черчилль скрытой, невысказываемой частью своей политики добивался главного: разгрома и желательно истребления армии Сопротивления – ЭЛАС. 22 декабря в указаниях фельдмаршалу Александеру, находящемуся в Италии, он назидает: "При нынешнем положении в политическую область можно вступить только через ворота успеха", – что означало беспощадное подавление партизанской армии. Черчилль показывал всему миру, как надлежит поступать в подобных обострениях. Это было обучение всего демократического мира сугубо фашистским действиям.

Москва продолжала стойко хранить молчание: ни звука в протест. Черчилль, приободрённый показным безразличием Сталина к греческим делам, всё более наглел. Среди врагов Сталина это был волчина самой первой величины.

Обстановка в Афинах потребовала срочного присутствия 71-летнего Черчилля.

Два дня спустя (то есть 24 декабря 1944 года. – Ю.В.) я решил выехать (из Лондона. – Ю.В.), чтобы увидеть всё самому на месте… – рассказывает Черчилль. – 26 декабря, в святки, я отправился в посольство (уже в Афинах. Ю.В.). Бои шли на расстоянии мили от нас, и я помню, что когда мы собирались спуститься на берег (с борта крейсера "Эйджекс". – Ю.В.), слева довольно близко от "Эйджекса" раздались три или четыре взрыва и поднялись столбы воды. На берегу нас ожидала машина и воинский отряд… Совещание началось в греческом министерстве иностранных дел 26 декабря, примерно в 6 часов вечера… мы заняли наши места в большой мрачной комнате… никакого отопления не было, и несколько керосиновых ламп тускло освещали помещение. Я сидел справа от архиепископа вместе с Иденом, а фельдмаршал находился слева от него. Американский посол Маквиг, французский посланник Белен и советский военный представитель приняли наше приглашение. Трое коммунистических лидеров опоздали, но не по своей вине… я уже выступал, когда они вошли в комнату. У них был представительный вид…

В течение всего следующего дня между греческими представителями происходили переговоры… Мы решили не ослаблять боёв, пока ЭЛАС не согласится на перемирие…

"Мне ясно, – признавался Черчилль в послании генералу Исмею, – что здесь, в Афинах, произойдёт много плохого, что отразится на нашем положении во всём мире, если мы не сможем быстро, т.е. в течение двух-трёх недель, навести порядок. По мнению Александера, это потребует переброски двух бригад 46-й дивизии, которые уже получили приказы и находятся наготове".

Черчилль постоянно ставил в известность Рузвельта о событиях в Греции. Находясь в те дни в Греции, он отправил президенту США телеграмму:

"…Г-н президент, мы потеряли более одной тысячи человек (потери англичан в боях за Афины. – Ю.В.), и, хотя большая часть Афин сейчас очищена, тяжко видеть этот город, в котором то там, то здесь вспыхивают уличные бои, и бедных изможденных людей, которые зачастую существуют только на пайках, доставляемых нами на разные пункты, нередко с риском для жизни. Всё, что бы вы ни сказали со временем в поддержку этого нового плана, будет чрезвычайно ценным и может привести к принятию ЭЛАС условий перемирия, изложенных генералом Скоби. В отношении всего остального мы укрепляемся, как это необходимо, и военный конфликт будет продолжаться. Значительное большинство людей стремится к урегулированию, которое освободит их от коммунистического террора…"

29 декабря мы возвратились в Лондон…"

Рузвельт поддержал Черчилля.

О6 истинной "демократии" Черчилля, демократии по Черчиллю, как и об истинном смысле интервенции, свидетельствуют такие слова Черчилля в послании президенту Рузвельту 30 декабря 1944 года:

"Для меня это было очень тяжёлой задачей. Мне пришлось сказать королю (Греции. – Ю.В.), что если он не согласится, вопрос будет разрешён без него и что вместо него мы признаем новое правительство…"

(Здесь всё на своих местах: демократ Черчилль приказывает королю Греции, предупреждая, что при неповиновении обойдётся без него. – Ю.В.).

В итоге боев, продолжавшихся непрерывно в Афинах весь декабрь, повстанцы были наконец вытеснены из столицы, и к середине января вся Аттика находилась под контролем английских войск. На открытой местности коммунисты ничего не могли предпринять против наших войск, и 11 января было подписано перемирие. Все вооружённые силы ЭЛАС должны были полностью покинуть Афины, Салоники и Патрас. Их войска на Пелопоннесе должны были получить право беспрепятственно разойтись по домам. Английские войска должны были прекратить огонь и удерживать свои позиции. Обе стороны согласились освободить пленных. Эта договоренность вступила в силу 15-го.

Так закончилась полуторамесячная борьба за Афины…"

И продолжилась, разгораясь, гражданская война – война в горах Греции.

И для сравнения всего показного человеколюбия Черчилля, за которым скрывалась самая бездушная политика, приведём ещё одну его телеграмму.

Премьер-министр – фельдмаршалу Александеру (Италия):

10 мая 1945 года

"Я видел фотоснимок.

Человек, который убил Муссолини, сделал признание, опубликованное в "Дейли экспресс", в котором он хвастался своим коварным и трусливым поступком. Он, в частности, заявил, что застрелил любовницу Муссолини. Числилась ли она в списке военных преступников? Дал ли кто-либо ему право убивать эту женщину? Мне кажется, что органы правосудия английских вооружённых сил должны расследовать эти вопросы".