Агата Кристи
Шрифт:
– Посмотри!
– воскликнула она.
– Нофрет беседует с Себеком. Она смеется. И вдруг ахнула.
– Нет, ничего. Мне показалось, что он хочет ее ударить. Она пошла в дом, а он поднимается сюда.
Явился Себек, мрачный, как грозовая туча.
– Пусть крокодил сожрет эту женщину!
– выкрикнул он.
– Мой отец сделал большую, чем всегда, глупость, взяв ее себе в наложницы.
– Чем она тебе так досадила?
– поинтересовался Хори.
– Она как всегда оскорбила меня! Спросила, поручил ли мне отец и на этот раз торговать лесом. Я готов был задушить ее.
Он походил по площадке и, подобрав камень, швырнул его вниз в долину. Потом тронул камень покрупнее, но отскочил, когда свернувшаяся в клубок под камнем змея подняла голову. Она, шипя, вытянулась, и Ренисенб увидела, что это кобра.
Схватив тяжелую палку, Себек яростно бросился на змею и, хотя первым же удачным ударом переломил ей хребет, все равно продолжал с остервенением бить по ней палкой, откинув голову и что-то злобно бормоча сквозь зубы. Глаза его сверкали.
– Перестань, Себек!
– крикнула Ренисенб.
– Перестань! Змея уже мертвая.
Себек остановился, забросил подальше палку и рассмеялся.
– Одной ядовитой змеей меньше на свете.
И снова расхохотался. Он заметно повеселел и зашагал вниз по тропинке.
– По-моему, Себеку нравится убивать, - тихо заметила Ренисенб.
– Да, - не выказав удивления, проговорил Хори, по-видимому, лишь подтверждая то, что давно знал. Ренисенб повернулась к нему.
– Змей надо бояться, - произнесла она.
– Но какой красивой была эта кобра…
Она не могла отвести глаз от растерзанной змеи. Почему-то сердце ее пронзило острое сожаление.
– Я помню, когда мы все еще были детьми, - не спеша заговорил Хори, - Себек подрался с Яхмосом. Яхмос был на год старше, но Себек крупнее, и сильнее. Он схватил камень и принялся бить Яхмоса по голове. Прибежала ваша мать и разняла их. Я помню, как она кричала: "Нельзя этого делать, Себек, нельзя, это опасно. Говорю тебе, это опасно!" - Он помолчал и добавил: - Она была очень красивая… Я понимал это еще в детстве. Ты похожа на нее, Ренисенб.
– Правда?
– обрадовалась Ренисенб. И спросила: - А Яхмос сильно пострадал?
– Нет, хотя поначалу казалось, что сильно. Зато Себек на следующий день заболел. По-видимому, чем-то отравился, но ваша мать сказала, что это из-за его злости и жаркого солнца. Стояла самая середина лета.
– У Себека горячий нрав, - задумчиво проронила Ренисенб.
Она снова бросила взгляд на мертвую змею и, вздрогнув, отвернулась.
II
Когда Ренисенб подошла к дому, на галерее сидел Камени со свитком папируса. Он пел. Она остановилась и прислушалась к словам песни.
В Мемфис хочу поспеть и богу Пта взмолиться:
Любимую дай мне сегодня ночью!
Река - вино!
Бог Пта - ее тростник,
Растений водяных листы - богиня Сехмет,
Бутоны их - богиня Иарит20, бог Нефертум21 - цветок.
Блистая красотой, ликует Золотая22,
И на земле светло.
Вдали Мемфис,
Как чаша с померанцами, поставлен
Рукою бога.
Он поднял глаза и улыбнулся. – Тебе нравится моя песня, Ренисенб? – А что это такое? – Это любовная песня, которую поют в Мемфисе. И не спуская с нее глаз, тихо повторил: В Мемфис хочу поспеть и богу Пта взмолиться: Любимую дай мне сегодня ночью!Лицо Ренисенб залилось краской. Она вбежала в дом, едва не столкнувшись с Нофрет.
– Почему ты так спешишь, Ренисенб?
В голосе Нофрет звучало раздражение. Ренисенб удивленно взглянула на нее. Нофрет не улыбалась. Лицо ее было мрачно-напряженным, руки стиснуты в кулаки.
– Извини, Нофрет, я тебя не разглядела. Здесь, в доме, темно, когда входишь со света.
– Да, здесь темно… - Нофрет секунду помолчала.
– Куда приятнее побыть на галерее и послушать, как Камени поет. Он ведь хорошо поет, правда?
– Да. Да, конечно.
– Но ты не стала слушать. Камени будет огорчен.
Щеки у Ренисенб снова зарделись. Ей было неуютно под холодным, насмешливым взглядом Нофрет.
– Тебе не нравятся любовные песни, Ренисенб?
– А тебя интересует, что мне нравится, а что нет, Нофрет?
– Ага, значит, у кошечки есть коготки?
– Что ты хочешь этим сказать?