Стихотворения
вернуться

Ходасевич Владислав Фелицианович
Шрифт:

Жизель

Да, да! В слепой и нежной страсти Переболей, перегори, Рви сердце, как письмо, на части, Сойди с ума, потом умри. И что ж? Могильный камень двигать Опять придется над собой, Опять любить и ножкой дрыгать На сцене лунно-голубой. 1 мая 1922

День

Горячий ветер, злой и лживый. Дыханье пыльной духоты. К чему, душа, твои порывы? Куда еще стремишься ты? Здесь хорошо. Вкушает лира Свой усыпительный покой Во влажном сладострастье мира, В ленивой прелести земной. Здесь хорошо. Грозы раскаты Над ясной улицей ворчат, Идут под музыку солдаты, И бесы юркие кишат: Там разноцветные афиши Спешат расклеить по стенам, Там скатываются по крыше И падают к людским ногам. Тот ловит мух, другой танцует, А этот, с мордочкой тупой, Бесстыжим всадником гарцует На бедрах ведьмы молодой… И верно, долго не прервется Блистательная кутерьма, И с грохотом не распадется Темно-лазурная тюрьма, И солнце не устанет парить, И поп, деньку такому рад, Не догадается ударить Над этим городом в набат. Весна 1920, Москва 14–28 мая 1921, Петроград

Из окна

1
Нынче день такой забавный: От возниц, что было сил, Конь умчался своенравный; Мальчик змей свой упустил; Вор цыпленка утащил У безносой Николавны. Но — настигнут вор нахальный, Змей упал в соседний сад, Мальчик ладит хвост мочальный, И коня ведут назад: Восстает мой тихий ад В стройности первоначальной. 23 июля 1921
2
Всё жду: кого-нибудь задавит Взбесившийся автомобиль, Зевака бедный окровавит Торцовую сухую пыль. И с этого пойдет, начнется: Раскачка, выворот, беда, Звезда на землю оборвется, И станет горькою вода. Прервутся сны, что душу душат, Начнется всё, чего хочу, И солнце ангелы потушат, Как утром — лишнюю свечу. 11 августа Бельское Устье

В заседании

Грубой жизнью оглушенный, Нестерпимо уязвленный, Опускаю веки я — И дремлю, чтоб легче минул, Чтобы как отлив отхлынул Шум земного бытия. Лучше спать, чем слушать речи Злобной жизни человечьей, Малых правд пустую прю. Все я знаю, все я вижу — Лучше сном к себе приближу Неизвестную зарю. А уж если сны приснятся, То пускай в них повторятся Детства давние года: Снег на дворике московском Иль — в Петровском-Разумовском Пар над зеркалом пруда. 12 октября 1921 Москва
* * *
Ни розового сада, Ни песенного лада — Воистину не надо — Я падаю в себя. На все, что людям ясно, На все, что им прекрасно, Вдруг стала несогласна Взыгравшая душа. Мне все невыносимо! Скорей же, легче дыма, Летите мимо, мимо, Дурные сны земли! 19 октября 1921

Стансы

Бывало, думал: ради мига И год, и два, и жизнь отдам… Цены не знает прощелыга Своим приблудным пятакам. Теперь иные дни настали. Лежат морщины возле губ, Мои минуты вздорожали, Я стал умен, суров и скуп. Я много вижу, много знаю, Моя седеет голова, И звездный ход я примечаю, И слышу, как растет трава. И каждый ваш неслышный шепот, И каждый вам незримый свет Обогащают смутный опыт Психеи, падающей в бред. Теперь себя я не обижу: Старею, горблюсь, — но коплю Все, что так нежно ненавижу И так язвительно люблю. 17–18 августа 1922 Misdroy

Пробочка

Пробочка над крепким йодом! Как ты скоро перетлела! Так вот и душа незримо Жжет и разъедает тело. 17 сентября 1921 Бельское Устье

Из дневника

Мне каждый звук терзает слух, И каждый луч глазам несносен. Прорезываться начал дух, Как зуб из-под припухших десен. Прорежется — и сбросит прочь Изношенную оболочку. Тысячеокий — канет в ночь, Не в эту серенькую ночку. А я останусь тут лежать — Банкир, заколотый апашем,— Руками рану зажимать, Кричать и биться в мире вашем. 18 июня 1921

Ласточки

Имей глаза — сквозь день увидишь ночь, Не озаренную тем воспаленным диском. Две ласточки напрасно рвутся прочь, Перед окном шныряя с тонким писком. Вон ту прозрачную, но прочную плеву Не прободать крылом остроугольным, Не выпорхнуть туда, за синеву, Ни птичьим крылышком, ни сердцем подневольным. Пока вся кровь не выступит из пор, Пока не выплачешь земные очи — Не станешь духом. Жди, смотря в упор, Как брызжет свет, не застилая ночи. 18–24 июня 1921