Вступив на службу, и тот и другой избрали дипломатическое поприще, более того, в ходе наполеоновских войн Гумбольдт выполнял ряд миссий в Вене, где в это время в российском посольстве служил Уваров, и, по всей видимости, именно там в 1807 или 1808 г. они впервые познакомились. В 1809 г. Гумбольдт возглавил департамент образования в министерстве внутренних дел Пруссии, а годом позже Уваров получил назначение на пост попечителя Петербургского учебного округа. Несколько лет спустя ему удалось, казалось бы, невозможное: в рамках министерства А. Н. Голицына, при распространявшемся неприятии университетов – и не только немецких, но и отрицании их пользы для России вообще – Уваров в 1819 г. сумел воплотить в жизнь план открытия нового отечественного университета в Петербурге.

Вполне вероятно, что во время службы в Вене в 1807–1809 гг. Уваров не только имел личные встречи с Гумбольдтом, но и получил представление о круге новых идей относительно университетского образования, выработанных движением немецкого неогуманизма. В историографии уже давно подмечена взаимосвязь мировоззрения Уварова с немецкой философией. [1228] В известной переписке с Г. Ф. К. фон Штейном, относившейся к 1812–1814 гг., Уваров ясно показывал себя «германофилом», горячо приветствуя «всеобщее и полное возрождение» Пруссии, которое «произведет во всех отношениях великие результаты». По мнению А. Л. Зорина, «подобные настроения не были у Уварова данью минуте». [1229] Выше уже упоминалось, что именно это «пробуждение немецкого народа» дало толчок к быстрым успехам Берлинского университета, более того, именно в период пребывания Уварова в Германии вышли те ключевые сочинения неогуманистов, которые обосновали как открытие нового университета в Берлине, так и философский фундамент «классического» университета в целом. Поэтому, несмотря на отсутствие в эпистолярном наследии Уварова прямых высказываний, относящихся к основанию Берлинского университета (как и вообще характеристик немецких университетов), можно предположить, что он не только был знаком с этим событием, но и приветствовал его как одно из проявлений «возрождения» Германии.

Поэтому разумным представляется вопрос: насколько идеи немецкого «классического» университета отразились на последующей деятельности Уварова как попечителя Петербургского учебного округа, а позже – министра народного просвещения? В какой мере обращение к этим идеям, в особенности к опыту создания Берлинского университета, могло помочь России в преодолении кризиса ее университетской политики рубежа 1810—20-х гг.? И как полно они, вообще, могли быть усвоены в России? Ответы на эти вопросы должны затрагивать генезис университетской политики Уварова, в котором в первую очередь нужно обратить внимание на разработанные им программные документы, посвященные открытию Петербургского университета.

У возникновения Берлинского и Петербургского университетов, действительно, большое внешнее сходство. Оба они явились первыми столичными университетами в своих странах, созданными позже других и с учетом позитивного и негативного опыта уже существовавших университетов. И тот и другой рассматривались основателями в тесном взаимодействии с национальными Академиями наук. Для Гумбольдта такая связь отражала основополагающий принцип единства науки и преподавания, для Уварова же она также представлялась важной, поскольку с 1818 г. он являлся президентом Петербургской Академии наук и считал ее ученых естественными помощниками, способными повысить уровень нового университета. [1230]

В то же время в процессах организации обоих учебных заведений была и заметная разница: в Берлине университет не имел своего непосредственного предшественника, а в Петербурге открылся на базе действовавшего здесь с 1804 г. Педагогического института, преобразованного в 1816 г. в Главный Педагогический институт. Если Педагогический институт был основан еще H. Н. Новосильцевым в период реформы начала XIX в., то последнее преобразование было подготовлено самим Уваровым и, по точному наблюдению Ф. А. Петрова, представляло собой «ступень в подготовке к открытию Петербургского университета», [1231] поскольку все основные структурные черты Главного Педагогического института были затем перенесены Уваровым в «Первоначальное образование Петербургского университета» – документ, утвержденный императором Александром I 8 февраля 1819 г., с которого следует вести отсчет истории нового российского университета и который определял его внутреннее устройство и управление до принятия им собственного Устава. [1232]

«Первоначальное образование» придавало организации Петербургского университета многие черты, отличавшие его от других российских университетов, созданных в начале XIX в. Эти особенности были обусловлены изменившимся отношением министерства к той реформе, а также вскрывшимися за пятнадцать лет конкретными недостатками Устава 1804 г. Именно поэтому данный Устав в Петербургском университете не был введен в действие, а по докладу министра князя А. Н. Голицына Александр I предписал составить собственный, разработка которого возлагалась на «опытнейших членов нового университета». Однако первый проект Устава был представлен министерству в мае 1819 г. не профессорами, а самим С. С. Уваровым и продолжал развитие тех отличий в устройстве Петербургского университета, которые уже были заложены в подготовленном попечителем «Первоначальном образовании».

В желании придать Петербургскому университету иную организацию сказалось и в целом влияние наступившей новой эпохи в истории европейских университетов. Дело в том, что в сравнении с 1804 г. внесенные Уваровым изменения в Устав вели в том же направлении, что и принципы университетской политики Гумбольдта по созданию немецкого «классического» университета. Замечательно, что как раз в те годы, когда Уваров разрабатывал свой проект в Петербурге, были приняты и законодательные акты, регулировавшие устройство Берлинского университета. Чтобы снять здесь вопрос о возможном случайном совпадении и доказать связь данных событий, необходимо проделать сравнительный анализ самих этих документов, а также стоявших за ними идей.

Надо сказать, что для решения такой задачи существует принципиальная источниковая трудность: текст уваровского Устава не сохранился ни в оригинале, представленном в министерство, ни в копиях, ни даже в черновиках в личном фонде Уварова (впрочем, там все же находятся отдельные документы, имеющие отношение к его работе над Уставом). Однако, как первым заметил С. В. Рождественский, этот текст с большой степенью полноты можно восстановить, обратившись к сохранившимся отзывам членов Главного Правления училищ на проект Уварова. [1233] Многие из отзывов полностью или частично цитируют отдельные параграфы Устава; к тому же характер отзывов и сделанные замечания позволяют детально исследовать то отношение, которое встретили в министерстве новые идеи, вводимые Уваровым в организацию университета.