Интересно на этом фоне увидеть, как возникал в России новый институт преподавания, характерный для «классического» университета – приват-доцентура. Хотя попытка Уварова ввести его в Петербургском университете в 1819 г. не удалась, но первые приват-доценты в России появились уже в следующем году в наиболее тесно связанном с Германией Дерптском университете. Согласно § 81 Устава Дерптского университета, принятого 4 июля 1820 г., Совет имел право «представлять о дозволении получившим ученые степени преподавать лекции о науке, к какому-либо отделению или классу принадлежащей». [1277] Для этого, однако, соискателям необходимо было представить, помимо уже защищенной ими диссертации на ученую степень, новое сочинение pro venia legendi (т. е. «для допуска к лекциям»). Устав не назначал этим преподавателям «гонорариев», но предлагал финансировать их из общего университетского бюджета, определив вознаграждение в год до 1000 руб., смотря «по прилежанию».

В Устав 1835 г. Уваров по каким-то причинам не решился ввести институт приват-доцентуры, зато в отношении Дерптского университета укрепил их статус тем, что решением Комитета министров от 8 июля 1839 г., одобренным Николаем I, на финансирование «частных преподавателей» в бюджете этого университета были выделены дополнительные средства, при этом общее их число ограничено количеством в семь человек, которые получали постоянное жалование 1200 руб. в год частично из штатной, частично из университетской экономической суммы (позднее, с принятием дополнительного штата Дерптского университета, все семь «частных преподавателей» финансировались из основного бюджета). Обязательным условием для этих преподавателей являлось наличие у них хотя бы степени магистра. Поскольку с назначением постоянного жалования они фактически вводились в состав университета, то и в правах чинопроизводства их приравнивали к адъюнктам. Кроме того, решение Комитета министров не ограничивало университет в приеме сверхштатных преподавателей с учеными степенями, читающих лекции без всякого жалования и прав службы (если таковые найдутся). [1278]

Наконец, в 1842–1843 гг. наступило время утверждения приват-доцентуры и для остальных российских университетов. Устав университета св. Владимира в Киеве, принятый 9 июня 1842 г., содержал статьи о «звании доцента» (§§ 34–36), которые во многом повторяли аналогичные нормы Дерптского университета. Для получения этого звания в университете необходимо было иметь степень магистра или доктора и дополнительно публично защитить диссертацию pro venia legendi. Доценты считались на университетской службе, но штатного жалования не получали, зато «по мере успехов в преподавании Совет ходатайствует о награждении их единовременными выдачами из экономической суммы». Здесь же разъяснялась и цель введения этого звания – доценты должны были составить «рассадник для штатных адъюнктских и профессорских мест» [1279] (впервые эта фраза практически в таком же виде прозвучала еще в Плане 1787 г.!).

Постановление министерства от 28 июня 1843 г. распространяло содержание этой статьи и на прочие российские университеты (Московский, Петербургский, Харьковский и Казанский), более подробно останавливаясь на причинах введения доцентуры: Уваров планировал таким способом искать «достойных кандидатов для занятия профессорских мест из русских уроженцев» и отмечал, что помимо научной подготовки кандидата необходимо испытать и его «дар преподавания». Устанавливая звание «сверхштатных преподавателей» во всех российских университетах, министр надеялся, что из них можно будет выбрать «людей, уже известных познаниями и даром преподавания, как для замены вакансий, так и для более благонадежного отправления за границу» [1280] .

Изучение того, насколько в самом деле быстро и эффективно развивался институт приват-доцентуры в середине XIX в., выходит за рамки настоящей книги. Отметим лишь, что, например, в Московском университете первые доценты появились по инициативе попечителя графа С. Г. Строганова уже в 1844 г. – ими стали А. С. Ершов (практическая механика и начертательная геометрия) и А. П. Ефремов (всеобщая география). [1281]

Итак, исследование взглядов на организацию университета, которыми обладал Уваров в пору его руководства Петербургским учебным округом, и основных импульсов, которые были приданы российским университетам в период его нахождения на посту министра народного просвещения, доказывает, что одну из целей его политики можно сформулировать как задачу становления в России национального «классического» университета, аналогичного тому образцу, который распространялся в эти же годы из Берлина.

Первая попытка продвижения в этом направлении была предпринята Уваровым еще в 1819 г. при подготовке Устава Петербургского университета, содержавшего положения, созвучные с текстом аналогичных актов Берлинского университета. В 1830—40-е гг. после назначения министром Уваров сформировал определенную программу, включавшую многие важные черты (изменения в управлении, структуре факультетов, развитие приват-доцентуры, связей университетов и Академии наук, учреждение новых вспомогательных институтов и т. д.) и регулирующие механизмы (требования научной аттестации, ротации кадров, возможность назначения профессоров и конкурсного отбора в министерстве), эффективность которых доказал опыт немецкого «классического» университета. Реализация такой программы рассматривалась как непрерывный процесс, в котором в соответствии с взглядами Уварова ключевую роль играли не только нормативные акты, но и «разбор людей», т. е. формирование такого контингента профессуры российских университетов, который был бы в состоянии достойно решать высокие задачи развития отечественной науки. И это обновление русской профессуры Уварову удалось, опять-таки, во многом благодаря ее подготовке в атмосфере «классического» университета в Берлине.

Исследуя развитие российских университетов в европейском контексте, недостаточно ограничиваться лишь поисками внешнего сходства в их организации с той или иной университетской моделью на уровне нормативных документов. Одна из главных задач историка состоит в том, чтобы наблюдать именно преемственность идей, т. е. попытки усвоения в России определенных образовательных доктрин, которые первоначально зародились и распространились в Европе, а применительно к «классическому» университету – в Германии.

Такому усвоению в России 1830—40-х гг. немало способствовали периодические издания. Надо сказать, что в первые десятилетия XIX в. лишь некоторые из них, и то эпизодически, публиковали статьи, посвященные европейским университетам. [1282] В новый же период эта тема регулярно возникает на страницах журналов, отражая, тем самым, как европейскую ориентацию политики министерства народного просвещения под руководством С. С. Уварова, так и интерес просвещенной публики к университетам, которые приобрели в «классическую» эпоху не только широкий научный, но и общественный резонанс. Характерно, что на страницах русской прессы в эти годы обсуждались не столько формы или методы университетских реформ, сколько актуальные «идеи университетов», т. е. то новое понимание их целей и места в обществе, которое было заложено в концепцию «классической» модели неогуманистами и реализовано, в первую очередь, в Берлинском университете.