— Вы то как, ребята? Мы ведь тут ни хрена ни о ком не знаем.

Ведьмак нахмурился.

— Как-как? То так то сяк, — ответил Масло. — Ничего особенного.

Сколько я знал этих парней, с первой же нашей встречи, они постоянно залечивали свои раны. Этим-то они и были известны всем и каждому, являя собой живую легенду Отряда. Считалось что и того и другого можно только ранить, но не убить, а пока живы они, будет жить и Черный Отряд.

— Нас послали с кучей донесений для Старика, — сказал Ведьмак, — и кое-какими материалами для тебя.. По спискам имен.

— О! — только и сказал я. Мы с Костоправом всегда старались заносить в Летописи имена наших погибших братьев. И многие ребята крепко на это рассчитывали. Ведь, когда они погибали, строка в Летописи оставалась единственным свидетельством того, что некогда они жили. В чем заключалось своего рода бессмертие.

— Уйма имен, — продолжал Ведьмак. — Сотни. Прошлая ночь оказалась для Старой Дивизии не лучшей.

— Ты хоть записать-то сможешь? — поинтересовался Масло. — Есть куда, а то, я смотрю, всю твою нору завалило?

— Это точно. Но о летописях я позаботился лучше, чем о себе. Все бумаги сложены в особой каморке — с бревенчатым потолком, стенами и дренажем, на случай затопления. Так, на всякий случай. Но неужто и вправду сотни имен? И есть такие, которые я знаю?

— Они все на листе.

— Придется занести их в том, над которым я сейчас работаю. На последние страницы.

Если погибших сотни, то большая часть из них наверняка недавние рекруты, с которыми я не знаком. Их следовало отметить как выбывших в ведомости на выдачу жалованья, но ко мне это не имело отношения. Материализовался Тай Дэй. До этого я не замечал его отсутствия.

— С моей матерью все в порядке, — сказал он, почему-то без особой бодрости в голосе.

— Хм?

— Ее нашли в землянке волшебника, откопали вместе с ним. Поэтому они и поспели к тебе так поздно. Твой Капитан знал, что с тобой ничего страшного не случилось, но понятия не имел, жив ли волшебник. Я понял, что он имел в виду Одноглазого. Ясное дело, если уж это землетрясение нанесло такой урон нашему дому, к обустройству которого мы с Тай Дэем приложили столько усилий, то уж нора Одноглазого наверняка превратилась в лужу с дождевой водой.

— Она что, была там с Одноглазым? В его норе? Тай Дэй потупился и едва слышно — видимо потому, что неподалеку находились и другие нюень бао, — сознался:

— Они оба были мертвецки пьяны. Лежали без памяти в луже собственной блевотины. Даже не знали, что провалилась крыша, — пока спасатели не выволокли их наружу.

— Ты уж меня прости, — задыхаясь от смеха, побормотал я, — но это более чем забавно. Стоило мне представить эту развеселую парочку, как все тревоги и страхи минувшей ночи забылись.

Масло и Ведьмак, тоже скрывая ухмылки, делали вид, будто разглядывают южный склон.

На меня накатил очередной приступ смеха. Я сообразил, что еще до завтрака весть о похождениях нашего бравого колдунишки разнесется по всей армии — или тому, что от нее осталось, — причем, прежде чем достигнет отдаленных аванпостов, она обрастет такими преувеличениями, что вся история приобретет воистину эпический размах.

Склон, на котором располагались штабные землянки, превратился в тридцать акров покрытой оспинами земли. Пленники ковырялись лопатами в дюжине разных мест. Не уцелело почти ни одной норы. Среди тех, кто руководил спасательными командами, я приметил знакомые лица.

— Ага. Стало быть, она не осталась там…

— Что? — спросил Тай Дэй.

— Ничего. Просто мысли вслух.

А вот и она, легка на помине. Вылезла из бункера Старика. К слову, совершенно целехонького. Костоправ выбрался следом за ней. И он и она выглядели чертовски усталыми. Но довольными. Я проворчал что-то невразумительное. Между мной и моей женой лежала половина мира.

Костоправ неторопливо подошел ко мне.

— Пора принимать ежегодный душ, Мурген.

— Чем и занимаюсь. Вот постою под дождем часок-другой…

Госпожа вперила в меня буравящий взгляд. Ей хотелось бы допросить меня, но этого нельзя было делать здесь и сейчас — на глазах стольких людей, которым едва ли следовало слышать мои ответы. Хотя бы потому, что многие из них сами толком не знали, на чьей они стороне.

— Каковы наши потери? — спросил я.

Костоправ поежился, словно дождевая вода попала ему за шиворот — Пока не знаю. У Госпожи две тысячи человек числятся пропавшими без вести. Потому что о них нет никаких вестей.

— Вести-то будут — сказала подошедшая Госпожа, — но, боюсь, невеселые. Думаю, в большинстве своем эти люди мертвы.