А вчера утром, в день, когда погиб под колесами парень из рекламного, Толя всю дорогу на работу проверял что-то, завернутое в бумажный конверт, лежащий в кармане рубашки. Когда же она попыталась узнать, что там, он сказал: «Важная вещь, принадлежащая Артему, надо вернуть». Показать «важную вещь» он отказался, ничем не мотивируя свой поступок. Тогда она спросила: «Но ты ведь говорил, что не общаешься с этим задавакой?» Толя молча проверил еще раз наличие конверта в кармане, посмотрел на нее прищуренными глазами, произнеся: «В последнее время со мной происходят не те вещи, которые я запланировал. Вот и Артем сам изъявил желание со мной поговорить, хотя это не в его, как мне кажется, интересах». От дальнейших комментариев он увернулся.

Полина допила чай. Толика все не было. «Опять работа или?»… В дверь позвонили. Она прошла в прихожую, включила свет, посмотрела в глазок. Обзор закрывал букет мелких бутончиков желтых роз.

Стоило ей уловить тонкий аромат желтых крох, как все ее опасения забылись. Толик шагнул на порог и обнял ее одной рукой. Она прижалась к нему, прося Бога сохранить в памяти этот миг единения. Пройдут года, и Полина будет вспоминать этот вечер желтых роз, французского вина и сыра.

— Я тут подсуетился, купил все для праздничного ужина, — взяв стоящий у двери пакет, протянул его ей. — Тебе нравятся такие цветы?

— Они навевают мысли о невинности и солнце, — раскрывая пакет, ответила она. — Ты купил дор-блю?

— Всегда хотел попробовать сыр с плесенью, — захлопнув дверь за собой, повернув механизм замка, отозвался Толя.

— Давай мои розы, иди переодевайся и умывайся, я накрою стол в зале, — распорядилась женщина, присмотревшись к его лицу. — Когда у тебя появилась эта царапина?

— Какая? — удивился он, подходя к зеркалу.

На лбу, около левого виска, чуть рассеченная кожа покраснела и припухла, внутри вздутия ниточкой пролегла корочка засохшей крови.

— Не знаю откуда, — подумав, что мог заполучить эту отметину во время схватки с Иваном, ответил дизайнер.

— Надо будет обработать перекисью, чтобы воспаление снять.

— Лучше поцелуй меня своим волшебным поцелуем, и все пройдет само собой, — прошептал он, обхватил руками ее талию и прильнул к губам губами.

— А как же ужин? — держа пакет на весу, спросила она, поглаживая его ногу своей.

— В постели поедим, все с собой, — не разжимая объятий, ведя ее в спальню, целуя в щеки, глаза, лоб, шею, губы, носик, щеки…

Он встал, отдернул штору. Она рассмеялась, смотря на него снизу вверх.

— Мой Буратино, — опрокинувшись на спину, раскинув руки, сказала женщина.

— Это ты делаешь из меня Буратино, — возвращаясь в кровать, прижимаясь левым ухом к ее животу, ответил Толик.

— Я сегодня думала об очень плохих вещах, — сама удивляясь, почему говорит это, начала Полина. Она выдержала паузу, дождавшись, пока он вынет кончик своего языка из ее пупка и посмотрит ей в глаза. — Я задумалась, что происходит между нами.

— И какой вердикт, госпожа судья, вы вынесли? — спросил он, скрестив ноги как йог, снова рассмешив любимую своим несгибаемо-возбужденным видом.

— Я поняла только то, что люблю тебя, несмотря на все твои странности.

— А я странный? — удивился Толя, вспомнив разговор с Людмилой Геннадьевной, отчего по его лицу пробежала тень волнения.

Она не заметила, смотря в потолок, гладя его правое колено рукой, говоря:

— Иногда, ты только не обижайся, но иногда твое поведение нельзя назвать нормальным. Это все из-за ситуации с отцом…

— Это не ситуация, — буркнул он, пытаясь успокоиться. Не хотелось портить такой вечер, плавно перетекший в ночь за занятием любовью и поглощением сыра с вином в постели.

— Пожалуйста, прости, — поднимаясь с простыни, обнимая его, целуя в лоб, сказала она, ругая себя: «Какая же я дура».

— Я тоже думал о нас с тобой. Я хотел сделать это завтра, не вот так, после секса…

— Это был отличный секс. Если это что-то хорошее, то лучшего момента, чем сейчас, и не надо, — вставила Полина.

— Тогда подожди. Я сейчас все сделаю, — попросил он, спрыгивая с постели, поднимая разбросанную по полу одежду и одеваясь. Ему не хотелось делать такой важный шаг в жизни с голой задницей.

— Ты одеваешься. Мы куда-то пойдем? — взволновалась она, чувствуя, что через несколько минут в судьбе ее произойдут неожиданные перемены.

— Сиди-сиди, — остановил он ее от того, чтобы встать с постели. — Хотя накинь.

Женщина натянула брошенную любимым домашнюю майку с вышитыми котятами, спящими в соломенном лукошке. Ноги прикрыла простыней, а точнее, огромным куском китайского шелка черного перламутрового цвета, купленного Толей на распродаже на прошлой неделе.