С каждым шагом путешествие все больше отдаляло их от родного дома, от земли предков; оно вело их к новой, незнакомой жизни. Всю дорогу Элейн молчала, лишь изредка бросая взгляд то направо, то налево, чтобы подметить ту или иную особенность пейзажа, открывавшегося по пути. Ее переполняло чувство безысходности, быстро сменившее первоначальное радостное возбуждение, с каким они отправились в путь. За те долгие дни, что она сидела в седле, пока они медленно, но неумолимо ехали на юг, а потом на восток, тяжкое бремя легло на ее хрупкие плечи, и у нее было время все обдумать. Ее неоступно преследовали образы, мучившие ее и прежде: красивое лицо сэра Уильяма в постели ее матери и печальная улыбка, с которой он шел на казнь. Знал ли он? Знал ли он о том, кто предал его?

Вновь и вновь она старалась не думать о том ужасе, силилась побороть чувства вины и раскаяния, переполнявшие ее. И вновь ей это не удавалось. Час за часом – или, быть может, так казалось Ронвен – лицо Элейн становилось все более измученным и бледным, а круги под ее глазами – все темнее.

Замок Фозерингей. Июль 1230

– Я получил письмо от твоего отца. – Спустя три недели после приезда в Фозерингей [3] лорд Хантингтон позвал Элейн к себе.

У него был все еще усталый вид после долгого путешествия, но боль и страдание, которые он читал в глазах девочки, заботили его гораздо больше, чем ухудшение собственного здоровья. Ее лицо на миг озарилось, когда он упомянул об отце, и она с готовностью подошла к нему. В конце концов, ведь он так же скучает по ней, как и она по нему, и, должно быть, зовет ее вернуться домой. Вперив глаза в лицо мужа, Элейн ждала, что он вручит ей письмо, но он лишь помахал им в вытянутой руке. Оказалось, что в длинном послании нет ни известий для дочери Ливелина, ни каких-либо новостей из дома, о которых он мог бы рассказать ей. Кроме одной.

– Отец пишет, что твой брат Даффид вскоре возьмет в жены Изабеллу де Броуз, – сказал он после короткой паузы. – По-видимому, для этого брака нет никаких препятствий. Она только что приехала в Абер.

– Изабелла? – Казалось, новость поразила Элейн. – Я хотела бы побывать на ее свадьбе. – Где-то в глубине души у нее еще теплилась надежда, что отец смягчится и позволит ей приехать на свадьбу, о которой они с Изабеллой так долго мечтали и строили планы.

– Уверен, ты вскоре ее увидишь. – Вместо того чтобы передать письмо Элейн, лорд бросил его в ящик и запер на ключ, а затем с улыбкой повернулся к ней. – Ну как тебе нравится эта часть Англии? – спросил он.

– Очень нравится, милорд. – Она удрученно отвела глаза от ларца, в котором исчезло письмо, стараясь скрыть свое разочарование, и выдавила из себя скромную улыбку. До сих пор она так мало видела. Все время лили дожди, так что она не могла ездить верхом, но комнаты, в которых разместили ее, Ронвен и горничных, показались Элейн очень удобными и богато обставленными. Фозерингей, один из главных замков во владении дома Хантингтон, представлял собой большую каменную крепость, построенную на берегу реки Нин в Нортгемптоншире, стоявшую в обширных владениях графов: это были пойменные луга, чарующие просторы полей, болот и лесов. Вблизи стен замка была маленькая деревушка с церковью и клюнийским женским монастырем.

В Фозерингее было порядочное поместье, и вскоре хозяйственные дела вошли в свою обычную колею. Лорду Хантингтону принадлежали богатые поместья; хозяйство его превосходило владения его отца, но все это казалось странным и чуждым Элейн. Помимо присутствия Ронвен, единственным утешением для нее оставалось то, что ее муж пока не выказывал ни малейшего желания увлечь ее в постель. Ее комнаты располагались вдалеке от комнат лорда.

По его предложению она стала осматривать замок – иногда с горничными, иногда в обществе Лунед, а иногда одна. Она нашла путь к конюшне и к стенам замка, откуда открывался красивый вид на окрестности, наблюдала, как густой предрассветный туман парным молоком стелется по заливным лугам и из общей белизны едва заметно выделяются заросли ивняка и ольшаника. Элейн обследовала башни и жилые комнаты, застенчиво улыбаясь мужчинам и женщинам, встречавшимся ей, пока она заглядывала то на кухню, то в пекарню, то в пивоварню, то на склады, то на крепостные валы, то в часовню. Она вязала, читала и рассеянно играла в игры с Лунед, время от времени ездила верхом. Вестей из Абера больше не поступало; Элейн оказалась словно в другом мире.

Джон предоставил ей, как ему казалось, достаточно времени, чтобы обустроиться на новом месте и привыкнуть к нему. Затем он послал за Элейн.

– Со временем ты осмотришь все мои замки, но пока что пусть все идет своим чередом. Мое хозяйство ведут толковые управляющие. Они могут одновременно научить этому и тебя. Можешь продолжать свои прежние занятия, читать и, конечно, выезжать верхом, когда тебе захочется.

Через всю залу он подошел к огню, тускло тлевшему в очаге, на мгновение посмотрел на него, стараясь как можно осторожнее выбирать слова.

– Пока мы наедине, я хотел бы кое о чем поговорить с тобой, Элейн, – сказал он, нахмурясь. – Мне говорили, что тебя мучают ночные кошмары. Что беспокоит тебя? – Он подождал, надеясь, что она доверится ему и ответит.

– Кто сказал вам об этом? – Она побледнела.

– Одна из твоих горничных говорила об этом моему лакею. – Он повернулся к ней с нежной улыбкой. – Здесь сложно хранить секреты, особенно те, которые, уверен, у вас были в Абере.

Он думал, что успокоит ее, но его слова произвели обратный эффект. Девочка стояла, будто парализованная, и не мигая смотрела ему в лицо.