– Ни одно магическое волеизъявление не происходит быстрее пули, – шепнул Андрей мне на ухо, – не беспокойся ни о чем.

Теперь уже отстранилась я. Уперлась локтями в грудь ведьмаку и отодвинулась, заглядывая ему в глаза. Они были светлыми, точно Средиземное море на солнце, печаль ушла, уступив место надежде.

– Что ты сказал? – из горла выползал сдавленный шепот, – ты что…

– Я пристрелю каждого, кто здесь появится по твою душу, – строго ответил Андрей. И неожиданно подхватил меня на руки.

– Пойдем. Я в самом деле хочу услышать твою историю.

– А Инга ее тоже услышит? – механически спросила я, все еще переваривая слово «пристрелю», сказанное колдуном.

– К чему нам Инга? Она все равно не поймет… многое.

– А ты, ты поймешь?

– Попробую, – он усмехнулся, – мне очень хочется.

Я обняла его за шею – какое приятное, почти забытое ощущение! Зачем я пыталась убивать собственные чувства? Почему гнала от себя человека, который был предназначен мне самой Вселенной?

Андрей быстро шел к окраине хутора, все дальше и дальше от светящегося окошка, за которым, отделенная от нас ненадежными стенами, осталась ведьма Инга. Потом он усадил меня на ствол поваленного дерева, сам расположился рядом, на траве, у меня в ногах. И я поведала ему без утайки все, что знала о «Молоте ведьм» и его авторах, о двух приятелях-доминиканцах, ставших смертельными врагами. А я – я по-прежнему была между молотом и наковальней, теперь уже надежно к ним привязанная. Да еще Инга усмотрела в будущем страшную угрозу моей жизни… Что же теперь делать?

Ведьмак вздохнул. Так тяжело, словно ему на плечи опустилась могильная плита.

– Вот, значит как… Живучий, гад. А мы-то все гадали, кто такой этот Эрик на самом деле? Он не демонстрировал никаких сверх возможностей, но при этом… Каждый из нас чувствовал, что где-то в глубине своей сущности он носит древние тайны давно ушедших времен…

Он сел на траве, скрестив ноги по-турецки, задорно тряхнул длинной челкой.

– Так ты говоришь, что теперь они оба к тебе привязаны?

– Да.

– И отстанут только после того, как разыщут друг друга? А следовательно, и тебя заодно?

Я задумалась. Эрик не уточнял, должна ли я быть рядом, чтобы он мог видеть Якова. А может быть, они уже и встретились, и все уже и закончилось? Без моего участия?

– Не знаю. Не знаю! А вдруг… я не так уж и нужна на самом деле?

– Инга видела его… рядом с тобой, когда это случится, – мрачно пробормотал Андрей, – наверное, таковы правила.

– Я не знаю, что делать, Андрей.

– Ничего не делать, – он подобрался ближе и положил голову мне на колени, – пока просто ждать. Я уже говорил тебе, что пристрелю собственноручно каждого, кто здесь объявится…

– Ты нарушишь закон, – я нахмурилась, – и по твоим следам пустят читающих след.

– На пулях не остается следов, Лера. И я плевать хотел на Закон, который не может защитить тебя.

А потом… не знаю, что случилось.

Как будто кто-то очнулся внутри меня после долгого сна – и вместе с этим пробуждением в сознание просочился страх. Я смотрела на Андрея, на белеющий в ночи идеальный профиль. И видела его… Неживым. Восковой куклой, мраморным изваянием. В нем больше не было жизни, в моем Андрюхе – Господи, чушь какая! А ведь он собирался меня защитить…

И, повинуясь необъяснимому, странному порыву, я сняла с пальца перстень с изумрудной каплей.

– Вот, возьми его.

– Зачем? – тихо спросил колдун, – мне не нужно… это…

– Если ты действительно меня любишь, то наденешь на палец, и будешь носить не снимая.

Кольцо налезло только на мизинец, да и то едва-едва.

– Я не понимаю, к чему это, – Андрей неуверенно поворачивал руку, глядя, как мерцает камень, – это тебе он подарил?

В его голосе явственно проскользнули нотки ревности.

– Да, – я пожала плечами, – пожалуйста, носи его ты. Для меня.

Помолчав, я добавила:

– У меня есть одна просьба. Выполнишь?

– Если она разумна, то да.

– Завтра… поезжай к моим родителям. Я хочу быть уверена, что с ними все в порядке.

Утро выдалось сырое и туманное.

Вообще, я проснулась оттого, что замерзла: шерстяной плед не спасал от холода, сочащегося сквозь разбитое – и кое-как заколоченное досками – окно. В углу, в метре от моего носа, деловито возился длинноногий паучок, один из тех, кого дети зовут «часики», а на паутине поблескивала роса.