Идти пришлось порядочно. Наконец он заметил фигуру: слегка прихрамывая, человек с трудом тащил за собой какой-то большой предмет.

Подойдя ближе, инспектор увидел испуганно остановившегося старика.

— Добрый вечер, Генго.

Тот молча смотрел на него широко открытыми, застывшими глазами.

— Что вы здесь делаете? — спросил Таке Хирозе.

Генго молча поднял корзину.

— Водоросли, раковины.

— Для себя собираете?

Генго мотнул головой.

— Нет, для продажи.

— Хороший заработок?

— Как когда.

— Американцам тоже продаете?

Генго отрицательно покачал головой, схватил корзину и, не оборачиваясь, пошел к морю.

Таке Хирозе, догнав старика, схватил его за рукав.

— Я из полиции. Отвечайте на вопросы.

Генго сразу остановился.

— Три ночи назад здесь с вами разговаривал американский офицер.

— Нет, — пробормотал Генго.

— Вы его видели?

Генго показал на забинтованную ногу и сказал:

— Я болел.

— Здесь, на берегу, убили офицера. Вы ничего не заметили?

— Я болел, — настаивал старик.

— Когда вы поранили ногу?

— За день до той ночи.

— Перестаньте лгать!

Лицо старика дрогнуло, губы задрожали. Инспектор был твердо убежден: старик что-то знает и скрывает.

— Значит, днем раньше? Хорошо, мы разберемся. Где вы живете?

Таке Хирозе поднялся на гребень песчаного холма и огляделся. Отсюда не было видно ни старого рыбака, ни места убийства. А вот коттедж на берегу был ярко освещен.

Летний коттедж принадлежал доктору Матзумоко. Инспектор подошел почти к самой веранде, и в этот момент дверь коттеджа открылась.

— Вы ко мне? — спросил доктор.

— Нет, просто шел мимо.?

— Заблудились?

Таке Хирозе молчал.

— Если вы не торопитесь, зайдите выпить чашку чая, — предложил доктор.

— Благодарю, с удовольствием.

Инспектор сбросил у входа сандалии и вошел в дом.

Пройдя через европейски обставленный кабинет со множеством книжных полок, они очутились на веранде. Вокруг низенького столика лежали подушки для сидения. Пустота помещения скрадывалась букетами цветущей азалии и зелеными ветками деревьев.

Доктор Матзумоко опустился на подушку, приглашая сесть и гостя.

— Наверное, вы слышали обо мне, потому я и не представился.

— Да, я о вас слышал. А я инспектор уголовной полиции Таке Хирозе и прибыл сюда для расследования убийства американского офицера.

— Я так и подумал. Ночью вряд ли ради удовольствия бродят среди дюн.

— Сегодня я встретил еще одного человека, бродящего здесь не ради собственного удовольствия, — ответил инспектор.

Доктор Матзумоко недовольно покачал головой.

— Старый Генго опять на берегу. Ведь я вчера только перевязывал ему ногу, велел поберечь ее.

— Когда вы в первый раз перевязали его рану?

— Позавчера в полдень.

— Этот Генго говорил мне, что ногу он поранил гораздо раньше. А не смогли бы вы, как врач, определить время ранения?

Доктор подумал, что если бы рана была более старой, она или больше загноилась, или почти поджила бы.

Они молча пили чуть горьковатый чай. Наконец доктор сказал:

— Уверен, старик не причастен к убийству.

— Я и сам в этом уверен, — подтвердил Таке Хирозе. — Но он что-то скрывает. Да и не только он.

Матзумоко задумчиво покачивал головой.

— Да, люди здесь недоверчивы и подозрительны.

— Я понимаю: учебные тренировки и запретные зоны не располагают к откровенности.

— Дело не только в этом. Многие поняли двойную игру Америки. Сначала мир, потом военный союз — и остров превратился в вооруженную крепость. Крестьян сгоняют с родных мест, земли нужны для американских опорных пунктов. Экономику съедает вооружение. После страшных лет войны людям хочется лучшей жизни. А что нам принесли американцы? От наших рынков в Советском Союзе принудили отказаться, зато нам навязывают дорогое американское оружие. Народ, наконец, понял, откуда пришла эта кабала, и протестует всеми доступными ему средствами.

— Во время войны я был мал, но и сейчас при виде американских солдат вспоминаю Хиросиму и Нагасаки.

— Верю, — ответил доктор. — Но ведь они уже фактически после войны воспользовались страшным оружием. И сейчас им бряцают.

Пора было уходить. Прощаясь, Таке Хирозе как бы случайно спросил доктора:

— Здесь такая тишина, слышен каждый шорох: скажите, в ту ночь вы ничего не слышали?

Матзумоко облокотился о подоконник веранды.

— Ваши коллеги уже спрашивали меня. Окна моего кабинета выходят на другую сторону дома, и я, к сожалению, ничем не могу помочь. Я ничего не слышал! Спокойной ночи.