– Ничего особенного, если не считать, что я тебя предала.

– Да неужели? – Пал Палыч улыбнулся. – Ну и в чем, скажи, заключается твое предательство?

Нина посмотрела на него глазами, влажными от слез:

– Понимаешь, Пашка, эти твари… В общем, они забрали Севку, – совершив над собой титанические усилия, чтобы не разрыдаться, она закрыла лицо руками.

Остороголов сел за стол напротив ее.

– Нина, умоляю, успокойся. Кто забрал? Куда забрали? Когда?

– Во вторник. На второй день после Пасхи… Ну, позавчера, одним словом. Он домой шел… Подъехали, сказали, что я якобы просила его поехать с ними. Севка говорит, что это где-то за городом. Место, конечно, не помнит…Ты же знаешь, какой он у меня раздолбай. Каких свет ни видывал! Ни черта вокруг себя не видит…

– Подожди. Так он дома, что ли?

– Да. Вон сидит, в компьютер свой дурацкий втыкает. Они мне его сразу же и вернули. Слава Богу, что он, кажется, толком так ничего и не понял. Слышишь, Пашка, говорит мне: «Мать, я тебя ждал, ждал. Потом мне сказали, что ты задерживаешься. Ну я поужинал, да и спать лег». Прикинь?

– Нина, кто они и что от тебя хотели?

Она пыталась успокоиться, взять себя в руки, но получалось это у нее не здорово. Остроголов хотел подняться со стула и подойти к Нине, но она его остановила.

– Пашка, не надо. Сиди на месте. Не подходи ко мне.

Он остался сидеть на стуле, терпеливо ожидая, когда Нина немного успокоится и найдет в себе силы продолжить.

– Видишь ли, Пашка, – наконец, она вновь заговорила, – я всегда думала, что железная, что все в этой жизни могу преодолеть… Только никакая любовь к человеку, никакая дружба, никакие интересы никакого государства не могут быть дороже жизни моего ребенка! Я тебя предала, Паша.

– Что они от тебя хотели?

– Они позвонили и сказали, что если я хочу видеть живым своего ребенка, то немедленно должна им отдать этот проклятый пакет. Откуда они узнали, ума не приложу! Но главное-то – я! Я, которая столько лет варюсь в этом компоте! Как я могла не сделать хотя бы дубликат? В общем, прости, Паша, но я долго не раздумывала. Я тебя предала.

– И что, это все? – улыбнувшись, безмятежным тоном спросил ее Пал Палыч.

– А тебе этого мало? – вероятно, от столь нестандартной реакции босса в ее взгляде присутствовало так много наивного удивления, что Пал Палыч засмеялся.

– Как они могли узнать, говоришь? Мне ли тебе объяснять, что если очень надо, то в миг узнают, что творится в любом офисе где-нибудь на Пятницкой или в сортире на Спиридоновке. Ты у меня в кабинете ремонт делала? Делала. Пришли гарны хлопцы из Закарпатья и отштукатурили его, як трэба, по всем канонам прослушки.

Он поднялся со стула и, подойдя к Нине, опустился на колени, положив голову ей на ноги.

– Родная, любимая моя Нинка, и ты из-за такой хреновины сутки мучаешься, места себе не находишь? Меня подняла среди ночи? Да пропади он пропадом, этот чертов пакет вместе с дубликатом, который, кстати, ты так и не сделала.

– Я тебе что – круглая дура? Чего ты меня успокаиваешь? – она нежно гладила его голову, другой рукой утирая слезы, катившиеся по ее щекам.

– А что мне тебя успокаивать? Севка дома? Дома. А все остальное – ты абсолютно права – вторично. Даже интересы государства, да простят меня, грешного, если смогут. А за мою буйную головушку ты больше не бойся. И нашему славному борцу с коррупцией твоего Остроголова уже не одолеть. Борец, бедолага, из-за меня ночами не спит и не подозревает, что я о нем даже не думаю. До поры, до времени, конечно же. Так что, мать, на эту тему больше не парься. Ладно? Будем считать, что это директива начальства.

Он поднялся с колен и, взяв с барной стойки зажигалку, помог Нине прикурить очередную сигарету.

– Опять смолишь одну за одной. Лучше бы курить бросала. Нам с тобой дел предстоит невпроворот. И куда более важных, чем вся эта туфта с пакетами.

– Пашка, ты что, не понимаешь, я больше у тебя не работаю. Просто не смогу. Я предала тебя! И теперь с этим живу. Не понимаешь? – она сделала глубокую затяжку. – Замену себе я уже подготовила… Ты знаешь, о ком я… Лучше меня во всем разбирается, да и мозги без никотина посвежее будут. К тому же любит тебя, дурака.

Нина бросила на него взгляд, в котором отчетливо читалось: «А что, можно подумать, что ты этого не знал?»

Пал Палыч ответил не сразу, возобновив диалог неожиданным вопросом:

– … А что наш Вовик-то делал, когда Севку забрали?

– Кто? – от резкой перемены темы разговора Нина не сразу поняла, о ком идет речь. – А, ты об этом?.. – на ее лице промелькнула едва заметная улыбка. – А что он мог сделать? Углы отмерял да бил себя в грудь. Кричал, что перестреляет всех этих подонков, но за Севкой со мной не поехал. Ну, в интересах дела, как ты понимаешь. Да и что он вообще может, господи?! Кроме как скандалы мне устраивать, что за двенадцать лет совместной жизни я его, видишь ли, так и не трудоустроила. Слушай, а может, твоя Эльвира не такая уж и дура?

– Володя, – Пал Палыч повернул голову в сторону входа на кухню, – ты чего там трешься-то за дверью. Иди сюда. Здесь лучше слышно.

Пусть и не сразу, но все же через какое-то время в дверном проеме кухни нарисовалось упитанное тело Володи, мужа Нины Сергеевны, в уютных домашних тапках на босу ногу и махровом халате бордового цвета.

Непосвященному было понятно, что особой радости от этой встречи он не испытывал.

– Добрый вечер, Паша, – произнес Володя, пытаясь что-то разглядеть на кухонном полу. – Рад тебя видеть.