Шрифт:
— Но ведь в Камакуру можно каждый день приезжать на пароходе. Не так ли?
— Ты еще не знаешь, понравится ли тебе этот дом.
— Завтра я поеду посмотреть. А если понравится, можно снять его?
— Можно, но бесплатно там жить неудобно. Надо договориться о плате.
— Это верно. Дзёдзи-сану некогда, поэтому я сама схожу к госпоже Сугидзаки и попрошу, чтобы с нас взяли деньги. Придется заплатить, наверное, иен сто или полтораста…
Наоми энергично взялась за дело, проделала все сама, денежный вопрос тоже уладила — заплатила сто иен.
Вопреки моим опасениям, дом оказался лучше, чем я ожидал. Он был одноэтажный и стоял в стороне от хозяйского. Кроме двух комнат, одной — в восемь, другой в четыре циновки, имелась еще прихожая, ванная и кухня. На улицу можно было попасть прямо из сада, не встречаясь ни с кем из семьи садовника.
Впервые за долгое время я уселся на новые чисто японские циновки и, скрестив ноги, расположился возле хибати.
— Ах, как хорошо! Действительно отдыхаешь!
— Правда, хороший дом? Где лучше, здесь или в Омори?
— Здесь гораздо приятнее. Я мог бы прожить здесь сколько угодно!
— Вот видите, поэтому я и хотела снять этот дом! — радостно говорила Наоми.
Однажды (это было, кажется, на третий день нашего пребывания в Камакуре) мы пошли днем на пляж, плавали целый час, а потом лежали на пляже.
— Наоми-сан! — неожиданно раздался чей-то голос над нашими головами. Это был Кумагай. Казалось, он только что вышел из воды. Мокрый купальный костюм плотно облегал его тело, с волосатых ног стекала вода.
— А, Матян? Когда ты приехал?
— Сегодня. Я сразу подумал, что это ты. Так и есть… Эй! — подняв руку, закричал он в сторону моря.
— Эге-гей! — отозвался чей-то голос.
— Кто это? Кто там плавает?
— Хамада с приятелями — Накамурой и Сэки. Мы приехали вчетвером.
— О, шумная компания! В какой гостинице вы остановились?
— В гостинице?… У нас в карманах пусто. Жара невыносимая, вот мы и приехали на денек…
Пока Наоми и Кумагай болтали, подошел Хамада.
— А, давно не виделись! Простите, долго не посещал вас… Что случилось, Кавай-сан? В последнее время вас совсем не видно на танцах, Бросили?
— Да нет… Наоми говорит, что ей надоели танцы.
— Да? Подозрительно! Давно вы здесь?
— Всего несколько дней… Сняли отдельный флигель у садовника в Хасэ, — ответил я.
— Место прекрасное! Благодаря госпоже Сугидзаки мы сняли дом на весь месяц, — сказала Наоми.
— Отлично сделали, — заметил Кумагай.
— Значит, поживете здесь некоторое время? — спросил Хамада. — В Камакуре тоже устраивают танцы. Сегодня, например, будут танцы в курортном отеле. Если бы у меня была партнерша, я бы пошел.
— А я не пойду, — коротко ответила Наоми. — В такую жару не до танцев. Станет прохладнее, вот тогда…
— Конечно, танцы — не летнее развлечение, — сказал Хамада и обратился к Кумагаю: — Ну что, Матян? Пойдем, поплаваем еще, что ли?
— Нет, я устал. Пойду немного отдохну и отправлюсь в Токио.
— Куда это ты пойдешь? — спросила Наоми у Кумагая.
— Да тут у дядюшки Сэки есть дача в Огигаяцу. Он всех нас туда тянет, обещает угостить ужином, но это как-то неудобно, поужинаю в Токио.
— Неужели ты так стесняешься?
— Ужасно! Придет служанка, начнет кланяться… Тут и угощение в горло не полезет. Пошли, Хамада! Поедем в Токио, там чего-нибудь перекусим. — Говоря это, Кумагай тем не менее не поднимался, а вытянул ноги и, зачерпнув горсть песку, начал сыпать его себе на колени.
Все трое — Наоми, Хамада и Кумагай — молчали.
— Может быть, поужинаете с нами? Раз уж приехали… — сказал я. Не предложить им ужин было неудобно.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Давно мы не ужинали так шумно. Хамада, Кумагай и присоединившиеся к нам Накамура и Сэки уселись вокруг чайного стола и болтали до десяти часов вечера. Сначала мне не нравилась эта публика, но потом их жизнерадостность и безудержное молодое веселье увлекли меня. Наоми вела себя безупречно: была одинаково внимательна ко всем, сдержанна и в меру весела.
— Сегодня было очень весело. Совсем неплохо изредка встречаться с ними, — сказал я Наоми, когда мы возвращались летней ночью под руку с вокзала, проводив уехавших последним поездом гостей. Вечер был звездный, с моря веял прохладный ветерок.