Шрифт:
Он весело накинул на плечи плащ святого Йоргена: вперёд, смело вперёд. Его ждёт триумфальное шествие в ярком сиянии дня… и, быть может, вечная ночь.
— Йорген, можно мне с тобой? — спросила Олеандра побледнев.
Он быстро повернулся к ней и воскликнул, словно в порыве беспечной и дерзкой влюблённости:
— Куда хочешь и когда хочешь, моя красавица!
И взгляд её тотчас же засветился радостью счастливой любви. Она спрятала лицо на могучей груди святого. Потом распахнула плащ и поцеловала красное солнце.
Франц
А Франц всю ночь ходил вокруг собора, подкарауливая Коронного вора. Он жил теперь, как сова: днём прятался, а ночью бодрствовал, выискивая добычу.
Коронный вор решил надуть его, — в этом Франц больше не сомневался. Вся эта кутерьма с соборной невестой нужна ему лишь для отвода глаз. Девушек много, хоть пруд пруди. Да уж если на то пошло, Франц не младенец. За четверть часа Коронный вор мог отлично справиться со своей невестой… Успокоил бы кровь… а там можно обчистить и соборные подвалы…
Всё ясно. Пока город спит, откроется одна из соборных дверей и Коронный вор попытается улизнуть с соборным золотом. Ночной туман скроет его от посторонних глаз, и он, никем не замеченный, спрячет сокровища в надёжном месте.
Но тут он и попадётся: Франц начеку. Он выйдет из засады и скажет: «Повремени, приятель! Ведь мы работали вдвоём!»
Скоро начнёт светать, а Коронного вора всё нет да нет. Проходят драгоценные ночные часы, когда так удобно обделывать всякие тёмные делишки, а Франц, голодный и продрогший, ещё шныряет вокруг собора. Он устал и проклинает своего коварного друга, этого лживого скомороха. Он, видно, и впрямь заснул! Или он хочет, чтобы его захватили прямо в соборе, когда рассветёт? Малый он смелый, ничего не скажешь, но это уже нахальство…
Наступило утро. Появились слуги и выкатили во двор соборную карету. Вот господа первосвященники; они готовятся к шествию Покаяния, а вот и первые паломники: они торопятся занять места получше, чтобы увидеть, как святой выедет из собора…
Франца трясло будто в лихорадке, и он не спускал глаз с окон Брачного покоя… Вдруг в одном из окон появились две головы: это были Коронный вор и соборная невеста!
Оказывается, он и в ус себе не дует! Какая наглость!
Франца бросило в жар. Он посмел! Посмел пролезть в общество порядочных людей! Не страшась дневного света! Этот мошенник! А ведь он ничем не лучше Франца! Такой же бессовестный плут!
Франц пришёл в такую ярость, что у него задрожали руки и губы, и он всё пытался уразуметь, как это Микаэль посмел… Но сколько Франц ни думал, понять этого он не мог. Он лишь стоял и глазел на собор, разинув рот…
И тут его охватила дикая, слепая злоба к этому человеку, который предал его. А ведь без Франца ему бы никогда не залететь так высоко, не попасть в мир порядочных людей… Он оказался выше Франца и теперь знать его не хочет, топчет его ногами. Думает, это сойдёт ему с рук, — как бы не так! Франц знает его тайну, его жизнь в руках Франца, и ещё посмотрим, кто кого…
Франц бросился к слугам.
— Это соборная карета?
— Да, соборная карета.
— И он в ней поедет?
— Кто он? Йорген? Ну конечно, поедет.
— Куда?
— К источнику.
— По какой дороге?
Они не знают.
— По Брачной аллее?
— Неизвестно.
— Но Соборному переулку?
— Неизвестно.
— Но к источнику?
— Да, через площадь.
— Через площадь Йоргена?
— Да, там отпрягут быков.
— Отлично! — Франц потирал руки. — Значит, через площадь, площадь Йоргена!
И Франц поспешил на площадь. Там он встретит Коронного вора и поговорит с ним по-свойски. Дескать, согласен или не согласен? Да или нет? Тут уж он по-другому запоёт, мерзкий негодяй! Обманщик! Скоморох паршивый!
На углу Разбойничьего переулка он залез на стоявшую там телегу какого-то паломника. Здесь они и проедут. Народ уже сбегался со всех сторон.
Йорген, Йорген, Йорген! Это имя было у всех на устах. Люди только и говорили что о Йоргене.
Прибежали Клаудина с матерью; жалобно причитая, они кричали:
— Отец, отец, где отец?
Из погребка «Праведный паломник» послышалась громкая ругань, и оттуда выволокли крестьянина, раздетого и мертвецки пьяного. Он что-то бормотал, держа в руках колоду карт. Девицы выбросили ему вслед один сапог.
Жена всхлипывала, Клаудина ревела. Паломники радостно гоготали.
— Этакий дурак, дал обобрать себя до нитки. В этом мире на бога надейся, а сам не плошай!