Выбираясь из зарослей пожухлого мисканта, Матахатиро вспомнил, как Тика внезапно разволновалась, рассказывая о нападении на Кадзикаву. Возможно, в тот момент она собиралась поведать ему о человеке по имени Сигэнодзё, но так и не решилась. Вместо этого она довольно точно описала его внешний вид.

«Про ронинов Асано можно забыть», — подумал Матахатиро. Он был уверен, что и подметное письмо, и убийство свиты во время нападения на Кадзикаву — дело рук этого Сигэнодзё.

Однако это его совсем не успокоило. Из подслушанного разговора он понял, что ненависть, которую этот мужчина испытывал к Кадзикаве, была глубокой и непримиримой. Неизвестно, когда и где он снова решится напасть на своего врага. Кроме того, Тика, описывая наружность нападавшего, упустила одну важную деталь.

Наблюдая за мужчиной с того момента, как он вышел из тени дерева, и до тех пор, покуда он не исчез в ночи, Матахатиро инстинктивно почуял, что перед ним очень искусный в обращении с холодным оружием воин. Он и сам был похож на длинный, острый меч, пропитанный духом смерти. Матахатиро был уверен, что только счастливая случайность позволила сегодня Тике благополучно вернуться домой.

У входа в усадьбу неожиданно послышались громкие и веселые мужские голоса. Видимо, гости, которые пришли после обеда, начали расходиться. Услышав этот шум, О-Нацу виновато втянула голову в плечи:

— Ой, совсем заболталась с вами. Давайте-ка я быстренько приберу…

О-Нацу принесла Матахатиро и Хосое ужин. Отвечая на расспросы любопытных ронинов, она присела рядышком и, слово за слово, втянулась в разговор. О-Нацу была дочерью торговца из квартала Нисинокубо. В услужение к хатамото пошла, чтобы выучиться благородным манерам. Несмотря на это, в ней еще оставалось много детского и наивного. За прошедшие десять дней она успела привязаться к телохранителям и теперь частенько надоедала им пустой болтовней.

— Похоже, что господин Хаттори уже уходит, — сказал Хосоя.

Гость по имени Сэйдзиро Хаттори был старшим сыном хатамото с доходом в две тысячи коку риса, который жил в пятом квартале. И об этом, и о том, что сегодняшний гость официально помолвлен с Тикой, им только что рассказала все та же О-Нацу.

— По-моему, господин Микинодзё и господин Хёбу вышли его проводить, — прошептала О-Нацу. Проворно собрав посуду, она встала и выскочила из комнаты.

Хёбу был третьим сыном Кадзикавы. Именно его молодой голос только что звучал среди общего смеха.

— Вроде бы все удачно выходит с новой помолвкой, но покуда этот тип, Сигэнодзё Исигуро, от нее не отстанет, не видать нашей госпоже Тике покоя, — подал голос Хосоя.

— Отстанет, не отстанет — Кадзикава ему отказал раз и навсегда и помолвку расторг. А зачем он теперь за ней ходит по пятам, так это только ему и ведомо, — ответил Матахатиро, невольно проникаясь сочувствием к Тике.

— И все-таки он от нее не отстанет. Очень скользкий тип… — сказал Хосоя и широко зевнул, прикрыв рот ладонью. После того как они с Матахатиро узнали, что все угрозы исходят только от одного человека по фамилии Исигуро, к ним снова вернулось спокойствие. Каким бы он ни был хорошим фехтовальщиком, а в одиночку штурмовать усадьбу вряд ли станет.

Род Исигуро принадлежал к личным вассалам сёгуна и получал годовое жалование размером в шестьсот коку риса. Сигэнодзё Исигуро был помолвлен с племянницей Кадзикавы Тикой, о чем даже было подано официальное уведомление. Тика рано осталась сиротой и воспитывалась в доме у своего дяди, хатамото Кадзикавы. При этом было заранее решено, что замуж она пойдет на правах его приемной дочери. Однако незадолго до назначенного дня свадьбы, около года тому назад, в первом квартале случился пожар. Во время этого пожара отец Сигэнодзё, Тоуэмон, совершил проступок, из-за которого род Исигуро в одночасье был вычеркнут из реестра самурайских домов.

В тот день с северо-запада дул сильный ветер. Для руководства тушением пожара из замка была направлена группа офицеров-мэцукэ под предводительством младшего советника Яматоноками Иноуэ. И вот, в самый разгар работы появляется живущий неподалеку Тоуэмон, порядком перебравший сакэ, и начинает, как было сказано в представлении на наказание, «чинить препятствия тушению пожара».

Прежде чем вынести окончательный вердикт, мэцукэ подробно расспросили начальников, сослуживцев и родственников Тоуэмона Исигуро о том, как он обычно себя ведет, о его привычках и характере. Кадзикава тоже попал в число опрашиваемых. При этом он даже не пытался заступиться за Тоуэмона, за что навлек на себя гнев не только его самого, но и всех его родственников. Обо всем этом Матахатиро услышал от одного самурая по имени Тёдзо Мория.

Как и следовало ожидать, помолвка между старшим сыном Исигуро, Сигэнодзё, и Тикой была расторгнута. Впоследствии пути двух хатамото разошлись окончательно: Тоуэмон, который к тому времени уже давно был вынужден снимать жилье, заболел и умер, а Кадзикава, отличившись во время инцидента в замке, стал получать дополнительные пятьсот коку риса в год, что еще сильнее подхлестнуло злобу Сигэнодзё.

Его тоже можно понять, думал Матахатиро, но нельзя же так упорно обвинять в своих бедах одного только Кадзикаву. Если бы у них с Хосоей были хоть какие-то доказательства того, что слуг хатамото убил именно Исигуро, его следовало бы незамедлительно передать в руки правосудия, но пока все ограничивалось лишь предположениями Тики. А Кадзикава до сих пор верил, что на него напали ронины из клана Асано.